Книга Тени в переулке, страница 50 – Эдуард Хруцкий

Когда-то в этой квартире жила огромная семья трамвайщиков Ларионовых. Но ледяной ветер социалистических преобразований, война и непомерный труд унесли его родных.

Валька остался один в трехкомнатной квартире, и ему пришла в голову счастливая мысль сделать «мельницу» – так в те годы назывался катран. В квартире номер 3 собирались центровые шпилевые, играли иногда по мелочи, а иногда и по-крупному.

Думаю, что МУР и МГБ прекрасно знали, чем занимаются Валькины гости. Но лучшего места для внедрения агентуры просто невозможно было найти.

Серьезные игроки приходили с отбойщиками, по-нынешнему – телохранителями. Отбойщик должен был проводить нанимателя с крупным выигрышем до квартиры, а в случае скандала на «мельнице» защищать его.

Для этого рекрутировали молодых ребят – боксеров или борцов. Платили хорошо – за вечер пятьсот рублей, еще тех, сталинских. Для сравнения скажу, что инженер получал зарплату тысячу двести в месяц и спокойно мог содержать семью.

Меня для этой замечательной работы нанимал мой сосед по улице Москвина, известный центровой катала Витя Кот.

Часто в квартиру номер 3 приходил знаменитый московский игрок Боря со странным прозвищем По Новой Фене. Ему, вопреки правилам, разрешалось приходить с женой. Звали ее Нина, и была она необыкновенно хороша. Натуральная брюнетка с гладкой прической, огромными синими глазами, убийственной улыбкой и потрясающей фигурой.

Она была чуть старше меня. Боря По Новой Фене тоже был хорош. Высокий, элегантный, над карманом пиджака орденская планка наград с двумя колодками ордена Славы. И награды были не туфтовые, а боевые. С 1942-го до конца войны он прокатал механиком-водителем тридцатьчетверки.

Играл он обычно часа три. Выигрывал, проигрывал: как ложилась карта. Со своими играл честно, без всяких примочек… Потом он забирал красавицу Нинку, и они уезжали на Борином трофейном «опеле-капитане» в ресторан «Аврора».

Я часто встречал его жену в Столешниковом, она небрежно шла к комиссионке, мужики замирали, словно кто-то невидимый дал команду «Смирно!». Она царственно кивала мне и скрывалась в дверях магазина.

Однажды январским вечером, когда шла обычная игра, зазвонил телефон. Валька поднял трубку, поговорил с кем-то и, войдя в комнату, сказал:

– Сводим шпиль на коду. Кочумаем, ребята.

Надо сказать, что Валька был в обычной жизни лабухом, то есть джазовым музыкантом-саксофонистом, поэтому говорил на языке, которым объяснялась между собой музыкальная Москва.

Он попросил игроков оставить отбойщиков, пообещав оплатить наши услуги, и, задержав Витю Кота, объявил:

– Боря По Новой Фене гуляет в «Метрополе», залетных грузин сейчас привезет на игру, так что будьте наготове, от зверьков всего можно ожидать.

Они появились примерно через час. Борька, Нина и трое шикарно (по тем временам) одетых грузин. Валька проводил их в лучшую комнату своей квартиры, где на стене, словно сабля, висел его саксофон. Мы сидели в соседнем, более скромном помещении, так что перипетии этой трагической схватки, о которой потом много лет судачила шпилевая Москва, я знаю со слов Вальки Грека.

Игра была крупной и шла с переменным успехом. Потом счастье отвернулось от Бориса. Он проиграл всю наличность, золотые часы и перстень, снял с жены украшения и тоже попал.

Тогда он бросил на стол ключи от «опеля». Бросил – и проиграл.

– Что будешь ставить? – спросил, весело улыбаясь, грузин. – Последняя ставка твоя.

– Жену, – спокойно ответил Борис.

– Как жену?

– Как лошадь, – спокойно ответил Борис.

– Тогда, слушай, – грузин вскочил, – я твою ставку принимаю! Но я не азербайджанец. У нас гаремов нет. Ты дашь слово мужчины, что, если проиграешь, я за любые деньги сделаю вам развод…

…Надо сказать, что в сталинские времена расторжение брака было делом очень сложным.

– …Я женюсь на Ниночке, – продолжал грузин, – и она прописывает меня в Москве. Состоялось?

– Состоялось, – зло ответил Борис, и Нина кивнула.

– Только играть будем моими картами, – заявил наивный кавказский человек.

– А почему тебе наши не нравятся? – поинтересовался Грек. – Тебе же в них перло, как из параши.

– Рисковать не хочу, – отвечал грузин, – ставка уж больно дорогая. Принеси из пальто мою колоду, – попросил он одного из своих спутников.

Тот вышел в коридор и вернулся с колодой.

– Проверяйте.

Борис внимательно осмотрел колоду, потом ее проверил Грек. Витя Кот достал лупу и изучил карты.

– Все чисто, – сказал он.

– Во что играем? – спросил Борис.

– В буру.

– Значит, так, – Борис перетасовал карты, – вы ставите весь мой проигрыш и двадцать тысяч.

– Состоялось! – Грузин положил на стол толстую пачку денег рядом с Бориным проигрышем и посмотрел на тихо сидящую в углу Нинку. – Только заряжаем на один удар.

– Заметано.

И Борис выиграл.

Улыбнувшись, он надел на руку часы, насадил на палец перстень. Невозмутимая Нинка надела свои украшения и положила в сумочку отыгранные деньги.

– На кону двадцать тысяч, положи. – Борис спрятал ключи от машины в карман.

– Поехали. Через час все было кончено. Грузины проиграли всю наличность и трое часов.

– Я ставлю пальто, – закричал грузин, – дорогое, ратиновое, с собольим воротником!

– Сегодня не ваш день, – мило улыбнулся Борис, – январь все-таки на дворе, а вы из теплых краев. Давайте в другой раз.

Грузины заголосили. Грек дал нам знак, и мы вошли в комнату.

Силы оказались явно неравными, и люди из веселого Тбилиси спокойно ушли.

– Фраера, – сказал Витя Кот, – неужели они думали, что мы у них в карманах не поменяем их колоды на за ряженные?

Прошло время, примерно лет двадцать, я решил поужинать в ресторане ЦДЛ. Хотя я не очень любил это престижное место, но там должен был появиться мой друг, замечательный писатель Валерий Осипов.

Я вошел в Дубовый зал, до отказа забитый мастерами отечественной словесности, и начал искать свободное место. И вдруг увидел очень знакомую и очень красивую даму, машущую мне рукой.

Я подошел и дико удивился. Это была последняя ставка Бори По Новой Фене Нинка, и сидела она за столом с Яковом Борисовичем Гольдиным, великим теневым дельцом Советского Союза.

Мы познакомились с ним в доме моего старого знакомого, в те годы короля подпольного трикотажа Ильи Гальперина, расстрелянного в 1967 году.

Яков Борисович, донельзя роскошный, сидел за столом в модном, кстати закрытом для посторонних, литературном клубе. Мест не было, и я сел к ним за стол.