
Онлайн книга «Тени в переулке»
В Москве мы с дядькой идем к его другу военкому. Он смотрит документы и говорит: – Все наборы прошли, пиши заявление о добровольном вступлении в армию. Попадешь в часть, а оттуда мы тебя отправим в училище, только не слишком престижное. Итак, я повторно принес присягу, и за торжественным обедом по нашим столам пробежал слушок, что через два дня будет марш-бросок на пятьдесят километров. Кто пройдет – останется в училище, а остальных спишут в Советскую армию. Конечно, мы волнуемся. Конечно, расспрашиваем ребят-сержантов из старшей роты, как нам быть. Над нами никто не смеется, и ребята дают дельные советы, показывают, как лучше наматывать портянки, как крепить поудобнее целую кучу мешков и подсумков, чтобы они не мешали во время броска. – Главное, – говорит сержант Головин, – во время движения думайте о чем-нибудь приятном. О фильме, который недавно видели, о доме, о девушке. И не бойтесь ни чего. Помните, товарищи вам помогут. И вот наступило утро марш-броска. Целый вечер старшины укладывали нам в вещмешок и подсумки мешочки с землей, чтобы мы несли положенные бойцу сорок килограммов груза. Наш взвод ведет сержант Головин, это его первая командирская практика. – Попрыгаем, – командует он. Мы прыгаем, чувствуя, как стучат по спине и бокам вещмешок, фляжки, подсумки с дисками для ППШ. Сержант обходит строй и приказывает затянуть или ослабить ремешки, короче, как опытный конюх, подгоняющий сбрую на конях. Суетятся посредники с белыми лентами на рукаве. Ротный обходит строй. – Становись! Рота, равняйсь! Рота, смирно! Шагом марш! Мы шагаем к воротам, именно отсюда начинается старт. Ровно через семь месяцев меня вызывает зам по боевой подготовке: – Завтра марш-бросок для молодых, поведете второй взвод, это будет засчитано за командирскую практику, а то слишком много времени проводите на соревнованиях. И помните, сержант, результат, как всегда, засчитывается по последнему. Утром иду на физзарядку, знакомлюсь со своим взводом. Упражнения делают нормально. Они тоже с любопытством разглядывают меня. После занятий напоминаю им, что к финишу – воротам мы должны прийти монолитной группой, наш результат будет засчитан по последнему. Час вожусь с парнем двухметрового роста, маменькиным сынком, учу его самому простейшему навыку – наматывать портянки. Уходя, говорю: – Попрошу всех побриться. Потом поймете почему. …Прошлой осенью старшина роты обслуживания Сашка Колосов, москвич с Пушкинской улицы, дал мне гимнастерку с погонами старшего сержанта и нечто похожее на увольнительную, и я пошел в самоволку на танцы. Тайный ход в заборе у нас был, и я очутился на воле в тихий калининградский вечер. Патрулей, на мое счастье, не оказалось, и я беспрепятственно достиг танцплощадки. Вот здесь-то и был настоящий праздник жизни. Сборный оркестр жарил «Розамунду», под которую лихо плясали солдаты, курсанты-артиллеристы, ребята из училища береговой обороны, матросы и несколько офицеров. С женщинами в городе дефицита не было, потому как тогдашний «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин в добровольно-принудительном порядке заселил город девицами из всех регионов страны. Я присмотрел вполне симпатичную барышню, подошел к ней и пригласил на танец. Она несколько презрительно взглянула на мои погоны с широкими лычками, но все же милостиво кивнула. С ней мы поплавали в «Брызгах шампанского», затем попрыгали в фокстроте «Рио-Рита». Потом ее у меня увел какой-то орел-балтиец, и вновь она попала в мои объятия только в последнем танго «Караван». Когда музыка замолкла, я, как и подобает военному кавалеру, лихо предложил своей партнерше проводить ее. Она опять презрительным взглядом окинула лычки, выцветшую гимнастерку и, расставляя все по своим местам, ответила: – Ишь скорый какой, вы – всего сержант, а я педучи лище закончила. Социальная грань была проведена предельно точно, и непробиваемая стена вознеслась между нами. Я собрался уже отвалить в расположение, как меня окружили мои кореша из училища береговой обороны. – Пошли с нами, здесь клубарь рядом, там сейчас кино фильм «Весна» начинается, и у нас лишний билет есть. Их была целая компания, с лукавыми милыми девушками. И мы пошли в клубарь, и я раз пятый смотрел «Весну». Видел до боли знакомые улицы, прекрасных женщин, танцующих в варьете, следил за волшебной магией кино. И был я не в калининградском клубе, а в том доме, на съемочной площадке рядом с красивыми женщинами и хорошо одетыми мужчинами. Потом мы провожали девочек. И это было необходимо, так как практически никакого города Калининграда пока не было. Был лежащий в развалинах Кенигсберг. А развалины – место опасное, особенно ночью. Потом я быстро помчался в часть. Рассвет уже вовсю пробивался в город, но я все же успел пролезть в дыру, переодеться у Сашки и без приключений добраться до расположения. Мой кореш, дежурный по роте Витя Рогов, сказал: – Ну ты и дал, до подъема час. Ты койку не разбирай, если что, я скажу, что ты на тренировку ушел. Иди в кап терку спать. Я проспал физзарядку, утренний осмотр, завтрак. Разбудил меня Витька только перед построением. Я сполоснул в туалете заспанную рожу и встал в строй. Наш взвод отправлялся на учебное поле работать с грозным оружием СПГ (станковый противотанковый гранатомет). Эта труба весила более сорока килограммов, и на стрельбище ее обычно носили вдвоем. Обучал нас капитан Тимофеев, тонкий в талии, подтянутый офицер. Он прошелся вдоль строя, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Когда мы вышли из расположения, он остановил взвод, приказал мне выйти из строя и скомандовал: – Газы! Я послушно напялил противогаз. – Возьмите СПГ. Я приспособил его на плече. Взвод двинулся к учебному полю. – Бегом марш! – скомандовал Тимофеев мне, и мы с ним побежали. Добежать километр, даже в противогазе с гранатометом, для меня не было проблемой. У огневой я снял проклятую установку с отбитого левого плеча. – Отбой газы, – спокойно скомандовал Тимофеев. Я с наслаждением стянул резину противогаза, ветерок коснулся моего лица, и мне показалось, что в него впилась целая армия комаров. Щетина, пот и резина сделали свое дело. Я чесался все четыре часа занятий. По возвращении в расположение Тимофеев усмехнулся и спросил: – Поняли, почему я приказал вам бежать в противогазе? Я все понял, и с тех пор ни один человек, ни при каких обстоятельствах не видел меня небритым. |