Онлайн книга «Нелегал из Кенигсберга»
— Дмитрий Михайлович, не смею с вами спорить, — развел руками Коробов. — Я в фортификации не Тотлебен и даже не Мажино. Для моего начальства Крепость — прежде всего это решение острейшей проблемы с расквартированием войск: казармы, складские помещения, орудийные парки… И весь фокус состоит в том, чтобы не защищать крепость, а как можно быстрее ее покинуть и занять позиционные районы. — Но это же совершенно неверно! Ваши позиционные районы большей частью — голое поле. А здесь мощнейшая защита от огня! Тут и людей сберечь можно, и позицию удержать! Плохо ли — весь такой железнодорожный узел как Брест, артогнем и всяким прочим огнем прикрыть? Да и Варшавское шоссе на Москву — перекрыть… Людмила внесла в столовую блюдо с горячим благоухающим пирогом: — Дорогие гости, ну отвлекись же от своих войн хотя бы на пирог! Вот и Сюзанна хочет вас чем-то удивить. — Неужели сыграет? — обрадовался отец, поднимая крышку фортепиано. — Сыграю! — подтвердила Сюзанна, покачивая в руке пневматический спортивный пистолет. — Но только на этом инструменте. — Зана! Уймись, умоляю тебя! — воскликнула мама и безнадежно махнула рукой — остановить строптивую дочь словами было невозможно. Зана поставила на пианино граммластинку, отошла в дальний угол, прицелилась в черный эбонитовый круг. — Боже! — воскликнула Людмила. — Это же моя любимая пластинка! Полонез Огинского! Зана, не смей этого делать! Поздно. Раздался легкий хлопок, и свинцовая пулька влетела точно в дырочку грампластинки. — Браво! — зааплодировал Карбышев и остальные гости. — Кто же это вас научил так метко стрелять, барышня! — Папа научил! — недобро сверкнула очами Зана в ответ на «барышню». Если бы это не был Карбышев, обидчик рискнул бы получить вторую пульку между глаз. Людмила бросилась спасать любимую пластинку. Она внимательно осмотрела ее — ни царапинки, ни щербинки. — Слава богу! Она поставила черный диск на блестящий шпинек патефона, сдвинула рычажок тормоза и опустила головку адаптера с острой иглой. Щемяще-нежные переливы грустной мелодии заставили всех притихнуть… Звуки старинного полонеза наплывали из недалеких холмистых дубрав принеманского края, из усадьбы автора — Михаила Огиньского, что близ старинного городка над рекой Щарой — Слонима, в котором Карбышев только что побывал, уезжая из Гродно, и который был помечен на немецких и советских оперативных картах как важный транспортный узел. Каждому было о чем погрустить… Коробов вспоминал свой милый край — привольный волжский городок Петровск, Сандалов — родную Вичугу, такую далекую отсюда Ивановскую землю… Край, сосновый милый край, Среди холмов, среди лесов… И какое дело, что это «Прощание с Родиной» было написано полтора века назад, и написал его польский офицер. Главное, что всем им, офицерам, не раз приходилось прощаться с малой родиной, уезжая в далекие чужие края, кому на время, а кому и навсегда… * * * К начальнику штаба 4-й армии полковнику Сандалову приехала с Украины теща — Александра Варсонофьевна — погостить недельки три-четыре. В свои семьдесят лет ей пришлось проделать немалый путь, чтобы повидать дочь, а главное — двухлетнюю внучку Танечку. Нельзя сказать, что ее приезд обрадовал полковника. Нет, отношения с тещей у него были на зависть многим прекрасные. Но Александра Варсонофьевна, напитавшись слухами о скорой войне, стала собираться домой и просить зятя отпустить с ней и Лизу с Танечкой. Сандалов пошел к члену военного совета армии полковому комиссару Шлыкову. Тот, выслушав начальника штаба, только покачал головой. — Все знают, что твоя теща приехала в городок на месяц. И вдруг она фактически сбегает из Кобрина. Представляешь, что начнут говорить? Это же не просто теща начальника продсклада старшины Пупкина. Это теща начальника штаба армии, человека весьма информированного. И если теща такого офицера дала деру — значит, дело пахнет порохом. И поднимется такая волна! Меня и так тут каждый день достают — отпусти да отпусти… Мы же коммунисты — на нас все смотрят. Сандалов только крякнул и, не сказав ни слова, ушел к себе. Он все прекрасно понимал, но все же было досадно, что в его семейные дела столь бесцеремонно вторгались служебные интересы политотдела. * * * Александра Варсонофьевна меньше всего считалась с установками партийно-политических органов: — Лизонька, я сейчас в очереди стояла. Все как один твердят: война будет, война, война… — Известное дело — сарафанное радио… — с деланным равнодушием откликалась дочь. — А что твой-то говорит? — Говорит, война будет, но не так скоро. — А народ-то все спички, соль да мыло скупает. Знать, война на носу. Может быть, уедем от беды подальше? У нас в Крыму сейчас намного теплее, и Танюшку в море бы покупали? — Мамочка, я бы с удовольствием! Но нам нельзя. — Что так? Всем можно, а нам нельзя? — Мы на виду, мама! Если мы уедем, все скажут: ну, вот даже начальники своих жен отправляют, и тоже все побегут. — А пускай себе бегут. Целее будут. Мало ли, что кто скажет? На чужой роток не накинешь платок! — зачастила Александра Варсонофьевна. — А как и в сам-деле полыхнет? Куда мы с Танюшкой денемся? — Мамочка, мы обязательно уедем! Но попозже… — Попозже ты слова мои помянешь — вот и будет тебе «попозже». Ох, не веришь ты материнскому сердцу! А сердце-то вещует… * * * На субботний обед Лиза приготовила борщ и домашние котлеты с картофельной соломкой. Но Леонид Михайлович, переступив порог, никак не прореагировал на божественные ароматы. Понуро снял китель и устало присел за стол. — Леня, на тебе лица нет? Что случилось? Опять донос написали? — С чего ты взяла? — с деланым недоумением пожал плечами Сандалов. — Ты выглядишь точно так же, как тогда, когда там, в Смоленске… Ах, да не хочется даже вспоминать! Так что же случилось? — Случилось то, что мы сегодня идем на «Цыганского барона». Приехали минские артисты… Театр оперетты. — Леня, но я же тебя знаю. Но я же чувствую тебя! У тебя на душе камень. Ты даже к Танюшке не подошел, ты даже своим любимым котлетам не рад! — Ну, ты психолог, ну ты разведчик! Пойдешь ко мне в штаб начальником разведки? — Вот ты шутишь, а в глазах… Ну-ка, немедленно говори, что случилось?! — Дай сначала Танюшку подержу! Сандалов поднял на руки легкое тельце дочери и заходил с ней по комнате. — Докладываю, как на духу: ничего пока не случилось. Но душа у меня не на месте, потому что очень бы хотел отправить вас с Танюшей подальше от границы… — Что, так плохо? |