Онлайн книга «Комната спящих»
|
Мама сидела рядом с граммофоном. Волосы тщательно уложены в прическу «колокольчик», шею в два ряда обвивают жемчужные бусы. Я обогнул танцующих, а когда подошел к маме, она взяла у меня пластинки и сказала: – Спасибо, Джимми. – Какой у вас милый мальчик, – умилилась медсестра. Мама кивнула, благодаря за комплимент, и начала перебирать пластинки. Мимо прошли в обнимку два пациента. Мужчина был очень высокий, с длинными спутанными волосами. На нем был темный костюм, и вперед он смотрел полными слез, испуганными глазами. К мужчине прижималась хрупкая женщина, крошечная, будто колибри. Одета она была в стеганый халат, помада размазалась, а с губ не сходила безумная улыбка. – Что будем слушать за ужином? – спросила мама. – Как насчет Элгара? – Великолепно, – ответила медсестра. – У вас есть его торжественные и церемониальные марши? – Я тоже сразу о них подумала, – согласилась мама. Граммофон был покрыт каким-то материалом, похожим на крокодиловую кожу. На обратной стороне открытой крышки я увидел знак фирмы «Голос его хозяина» – маленькая белая собака с коричневыми ушами заглядывает в старинную медную граммофонную трубу. И снова я удивился, до чего же мой сон похож на явь. – У моего мужа есть запись самого Малькольма Сарджента, «Сон Геронтия», – продолжила медсестра, явно желая доказать маме, что ее муж – ценитель хорошей музыки. – Да, – грустно и мечтательно произнесла мама, – «Сон». Тут я проснулся. Шум моря привел меня в чувство, и, повернувшись, я увидел лежащую рядом Джейн. И все же я до сих пор чуял запах духов матери. Вспомнил родительскую спальню и стеклянную бутылочку на мамином туалетном столике. На этикетке было написано «Шанель» и «Париж». Только когда умылся и оделся, наваждение начало понемногу рассеиваться, но окончательно оно улетучилось только после второй чашки кофе. Первое, что я сделал, – просмотрел график дежурств в комнате сна. Мэри назначили в ночную смену. День прошел без особых происшествий, и в десять часов я спустился поговорить с ней. Шагнул в подвал и увидел именно то, что ожидал. Мэри сидела за столом, придвинувшись как можно ближе к лампе, будто надеялась, что свет ее защитит. Она резко подняла голову, глаза были расширены от страха. Увидев, что это всего лишь я, Мэри облегченно вздохнула и расслабила напряженные плечи. Я подошел к ней, кожей ощущая присутствие в темноте спящих пациенток. Практикантка слабо улыбнулась: – Здравствуйте, доктор Ричардсон. – Здравствуйте, Мэри. Девушка поспешно захлопнула открытую книгу и спрятала в ящик. Должно быть, опять пришла с молитвенником. – Все в порядке? – спросил я. Мэри кивнула: – Хорошо. Я сделал вид, будто изучаю записи, и сказал что-то о давлении Кэти Уэбб. Затем обошел кровати и вернулся к столу. – Мэри, – начал я, – очень жаль, что вы нас покидаете. Мэри заерзала на стуле. – Это из-за моего жениха. Понимаете, он устроился на работу в Ипсвиче, вот я и хочу быть поближе к нему… – Значит, вы помолвлены? – спросил я. – Да. – Не знал. Поздравляю. Мэри пробормотала что-то, отдаленно напоминающее «спасибо», и отвернулась, не желая смотреть мне в глаза. – И что же, это единственная причина? Мэри опять повернулась ко мне. – Причина чего? – Вашего увольнения. – Да. Одна из пациенток застонала. Другая тоже издала стон, и два голоса слились в нескладном, протяжном дуэте. – Видите ли… Я умолк, жалея, что не продумал заранее, как поведу разговор. В голову приходили какие-то глупости. Нет, лучше сразу брать быка за рога. – Мне кажется, дело не только в вашем женихе. Мэри не ответила. Я заметил, что ее губы плотно сжаты. – По-моему, вам здесь не слишком нравится. Мэри помотала головой. – Нет. Мне здесь очень нравится, доктор Ричардсон. – Простите, Мэри. – Я развел руками. – Не хочу показаться назойливым, но не уверен, что вы говорите правду. Мэри ответила не сразу: – Сестра Дженкинс всегда была добра ко мне… – Действительно. Строга, но справедлива. Я улыбнулся, но взгляд Мэри оставался настороженным, а челюсти были плотно сжаты. Во всем облике практикантки чувствовался вызов. – Вообще-то я не о сестре Дженкинс говорил. – Я взял карандаш, повертел в пальцах и положил на место. – О самой больнице. – Я поднял взгляд на угрожающе перекрещивавшиеся под потолком темные балки. – О здешней атмосфере. А она очень своеобразная, правда? Подрагивающим голосом Мэри попыталась сменить тему: – Как думаете, возьмут меня в Центральную Ипсвичскую больницу? – Да, – ответил я. – Непременно возьмут. Повисла неловкая пауза, и я решил выражаться еще прямее. – Мэри, давно хотел вас спросить. Помните, когда я только приехал, мы с вами вместе выходили из подвала? Вы вскрикнули, а когда я обернулся, вы прикрывали рукой шею. Вы тогда сказали, что подвернули ногу, но это ведь была неправда? Вы соврали. Вас либо ударили, либо потянули за волосы. Вид у Мэри был растерянный, испуганный. – Послушайте меня, – продолжил я, стараясь не слишком давить на нее. – Понимаю, почему вы не хотите это обсуждать. Это вполне объяснимо. Боитесь, что вам не поверят или, еще хуже, объявят сумасшедшей. Но я верю вам. Пожалуйста, расскажите честно, что происходит. Я никому не скажу. Мэри пристально посмотрела на меня – видимо, пыталась разгадать, каковы мои намерения и насколько мне можно доверять. Я очень хотел, чтобы она решилась заговорить, поведала мне все, и, казалось, как раз это Мэри и собиралась сделать, но тут дверь распахнулась, и в комнату сна вошла сестра Дженкинс. Я был так раздосадован, что чуть не выругался вслух. – Доктор Ричардсон! Что вы здесь делаете? Судя по интонации, старшая сестра давала понять, что мой приход в такой поздний час требует уважительной причины. – Меня немного беспокоит Кэти Уэбб. Ее давление… Сестра Дженкинс приблизилась ко мне, каблуки громко стучали по плиточному полу. – И что же у нее с давлением? По-моему, все было в порядке. – Оно немного низковато… – Но в пределах нормы, правда? – Действительно. Просто хотел проверить… исключить… Сестра Дженкинс одобрительно кивнула. И тут раздалось странное постукивание. Обернувшись, я увидел, как карандаш, который я только что крутил, катится по столу и падает на пол. Сестра Дженкинс наклонилась и подняла его. Положив карандаш обратно на стол, бросила строгий взгляд на Мэри. Практикантка немедленно извинилась: |