Онлайн книга «Прах и пепел»
– Хорошо, – едва проговорил Вадим. – После первого акта я жду вас на улице, у служебного входа. Она чмокнула его в щеку и убежала. Вадим промучился первый акт, не видел, что происходит на сцене. Свидание с женщиной наедине, в ее комнате… «Живу одна…» Почему одна? Приехала из Пензы, что-нибудь снимает, наверное, или замужем, муж в командировке… А вдруг нагрянет?! Нет, его, орденоносца, не посмеет тронуть. Страшило другое… Вдруг не получится. Уже два раза так было. Вдруг опять?! Но деваться некуда, Пирожкова будет ждать на улице, на морозе. И как уйти после первого акта? Подумают, что ему не понравился спектакль, будет сочтено зазнайством новоявленного орденоносца: нравится не нравится, критик должен высидеть спектакль до конца. Придется сделать вид, что уходит по срочному делу. В антракте, появившись в комнате администратора, Вадим схватил телефонную трубку, набрал какие-то цифры, сделал вид, будто кто-то ему ответил, даже попросил всех быть потише. – Да, да… Когда? Ах, так… Понятно… Хорошо, хорошо. Я немедленно выезжаю. Да, сию секунду. Позвоните, скажите, через двадцать минут буду. Положил трубку, обвел всех многозначительным взглядом: – К сожалению, должен срочно уехать! – Что-нибудь случилось, Вадим Андреевич? – Вы-зы-ва-ют! – произнес Вадим так, будто его вызывают в самые высокие инстанции, может быть, даже в ЦК. Зашли с Вероникой в гастроном на улице Горького. Вадим купил портвейн, колбасу, сыр, масло, маринованные огурчики в банке, вяленую рыбу, покупал широко, хотел покрасоваться перед Пирожковой. Она качала головой: «Марасевич, Марасевич, зачем так много?» А сама тем временем оглядывала прилавки: нет ли еще чего-нибудь вкусненького. Вероника жила в Столешниковом переулке (отметила с гордостью: «В самом центре живу»), в большой коммунальной квартире. Проходя по коридору, показала: – Вот уборная, вот ванная. Ни на кого не обращайте внимания. Мещане! Произнесла громко, нисколько не заботясь о том, услышат ли ее соседи. Небольшая, скудно обставленная комната. Вероника подвела Вадима к окну: – Смотрите, Марасевич, какой красивый вид… – Прекрасный, – согласился Вадим, хотя было темно и он ничего не увидел. За спиной что-то скрипнуло, Вадим испуганно оглянулся. Дверь шкафа открылась, вывалилось скомканное платье, Вероника сунула его обратно, закрепила дверь, просунув в щель свернутую газету. – Так, теперь тапочки надевайте. Легче ведь, правда? – Очень удобно. – И пиджак долой! – распоряжалась Вероника. – Здесь тепло, топят. Она помогла ему снять пиджак, повесила на спинку стула, потом выложила закуски. У нее было только две тарелки, на одну положила сыр, колбасу и масло, на другую рыбу. Хлеб нарезала на газете. – Будем закусывать по-студенчески. Не привыкли к такой сервировке? Он протестующе поднял толстые плечи: – Ну почему же? – Временные трудности, – загадочно произнесла Вероника, – и мещанства не люблю… Открывайте бутылку, Марасевич. Штопор? Чего нет, того нет. В этом доме я вино пью первый раз, в честь вашего ордена. Цените, Марасевич? – Конечно-конечно… – Бутылку хлопните снизу, ладонью… Видали, как мужики делают? Вадим повертел бутылку в руках, неумело ударил ею о ладонь. – Давайте по-другому. – Вероника забрала у него бутылку. – Проткнем пробку, и все дела. У меня, кстати, отвертка есть. И заработала отверткой. – Пробка опустится на дно, в ней ничего вредного нет… Справившись с пробкой, налила вино в две граненые стопки, подняла свою. – За высокую и заслуженную, чувствуете, Марасевич, заслуженную правительственную награду! И, чокнувшись с Вадимом, выпила всю стопку. Вадим отпил только половину. Она замотала кудряшками: – Так не пойдет, за орден надо выпить, иначе носиться не будет. Вадим допил стопку. Она протянула ему огурчик на вилке: – Закусывайте, берите рыбку, а я вам бутерброд намажу. – Сделала ему бутерброд с маслом, колбасой и сыром. – Попробуйте трехслойный. Вадиму понравилось, ел с аппетитом и рыбу, и колбасу, и сыр. К тому же боялся захмелеть, тогда наверняка ничего не получится. Между тем Вероника налила по второй. – Теперь за вас, – сказал Вадим, – за ваши успехи в театре, за то, чтобы по достоинству оценили ваш талант. На ее лице появилась гримаса. – В театре мало одного таланта. Актеры кусочники, каждый норовит другому ножку подставить. Ладно, не хочу об этом. Сегодня твой день, твой праздник… Ой, Марасевич, я уже на ты перешла. – Прекрасно. И я тебе буду говорить «ты». – Тогда надо выпить на брудершафт. – Она запела: – На брудершафт, на брудершафт, Марасевич, Марасевич, будем пить на брудершафт. Они перекрестили руки, выпили, расцеловались. Вероника поставила свою рюмку на стол. – Нет! Так на брудершафт не пьют! Она придвинулась со стулом к Вадиму, обняла его за голову, поцеловала долгим поцелуем, посмотрела ему в глаза тоже долгим, серьезным, даже страдающим взглядом, неожиданно сказала: – Хочешь яичницу? Яичница с колбасой, знаешь, как вкусно! Мелко нарезала колбасу, положила на тарелку четыре яйца, кусок масла, отправилась на кухню. Вадим остался один. Страх перед возможной неудачей окончательно овладел им. И тогда опять будет, как уже бывало, плохо скрываемое презрение, зевота, убегающий взгляд, равнодушное расставание. И в театре поделится с подружками: «Марасевич – импотент». Не надо было идти, не следует связываться с женщиной из тех кругов, где его знают. А может, и получится. Есть в этой Пирожковой что-то уверенное. И ему надо быть увереннее, так и врач ему сказал: «Все у вас в порядке, только не теряйтесь, все через это проходят». Может быть, сегодня все и произойдет. А если нет, он притворится опьяневшим. «Сама виновата, напоила меня». Вернулась Вероника со сковородкой в руках, разрезала яичницу, налила вина себе, Вадиму. – Давай за счастье выпьем. За счастье, Марасевич! – За твое счастье! За твою удачу! Глаза ее опять наполнились слезами. – Что ты, что с тобой? – заволновался Вадим. Она вытерла глаза: – Так, ерунда, вспомнилось всякое. Все, поехали! Закусывая яичницей, говорила: – Теперь тебя в театре будут еще больше бояться, увидишь! Они притворяются, что уважают, а на самом деле боятся. Бабы наши – все эти народные и заслуженные – шлюхи, любая под тебя ляжет, только похвали ее в рецензии. А ну их к свиньям собачьим! Давай потанцуем! |