Онлайн книга «Прах и пепел»
А лейтенанта того звали Серафим, так его звали… * * * Овсянников не бывал в Москве, и она его ошеломила. Вокзал, площадь, люди, трамваи, машины. Не отходил от Саши, боялся потеряться. Перед комендантским патрулем оробел, волновался, глядя, как проверяют его и Сашины документы. А Саше сразу бросилось в глаза, что толпа поредела, киосков почти нет. Много женщин в сапогах и гимнастерках, много военных грузовиков с красноармейцами, на земле серебристые аэростаты заграждения, вечером их поднимут в воздух, на площади зенитные орудия. База, где они должны получить походную мастерскую, недалеко, в районе Красносельской. Доехали на полупустом трамвае, нашли базу в одном из переулков, были здесь, видимо, раньше какие-то склады. Громадный двор с железнодорожными путями, по периметру двора – мастерские, под навесами машины, вход в штаб с улицы. В коридорах много военных, шоферов, воентехников, тоже, наверное, приехали за машинами. В канцелярии девушка-писарь сверила их документы с каким-то списком, вернула Овсянникову. – Идите к начальнику базы, налево, последняя дверь в конце коридора. Овсянников пошел к начальнику, Саша присел на свой чемодан, жалел, что не позвонил маме с вокзала, черт его знает, сколько их тут продержат. Вышел Овсянников: – Товарищ Панкратов! Идемте со мной. Вас требуют! Вслед за Овсянниковым Саша вошел в кабинет. За столом сидел военинженер 3-го ранга. Поднял голову, посмотрел на Сашу… Руночкин!.. Черт возьми, Руночкин, его однокурсник, маленький, чуть косоглазый и кособокий Руночкин! Руночкин поднялся, не отрываясь смотрел на Сашу. – Саша, ты? – Вроде я… Руночкин вышел из-за стола, они обнялись, расцеловались. Овсянников смущенно улыбался, стеснялся своего присутствия, деликатный парень. Скрывая волнение, Руночкин грубовато произнес: – Чего стоите, садитесь! Они сели. От тех проклятых дней у Саши осталось мало приятных воспоминаний. Но о Руночкине вспоминал с теплотой – верный товарищ, единственный, кто не предал его в институте, выгораживал, защищал. Изменился Руночкин. Из-за военной формы, может быть. Раньше был немного скособоченный, а теперь выправка появилась, невысокий, ладный командир, держится уверенно, даже властно и не косит, смотрит прямо. Одно мучило Сашу – забыл его имя. В институте редко называли друг друга по именам, обычно по фамилиям. Вот и забыл. Как к нему обращаться? По званию? Он-то его по имени называет, а не красноармеец Панкратов. – Передай своему командованию, товарищ воентехник, – сказал Руночкин, – пусть Господа Бога благодарят, что послали с тобой Панкратова, мы с ним учились в одном институте, в одной группе, понял? Я вам такую технику отгрохаю, какой ни у одного автобата нет. Понял? – Так точно, понял, товарищ военинженер третьего ранга. Спасибо. – Ты лишних слов не употребляй… Говори просто: военинженер. – Слушаюсь, товарищ военинженер. – Машину получите завтра. Быть здесь в десять ноль-ноль. Товарищ Панкратов остановится у… – У матери, – подсказал Саша. – Так, а вам, воентехник, дадим спальное место в общежитии, рядом кино, поблизости Театр транспорта, скучать не придется. Он нажал на кнопку звонка. Явилась та же девушка-писарь. Руночкин протянул ей документы: – Отметьте командировочные, примите продаттестаты, красноармейцу Панкратову сухим пайком, так ведь, Саша? – Конечно. – А воентехнику, я думаю, лучше к нам в столовую. Как, воентехник? Селедку в общежитии жевать или получить горячее питание? – Горячее предпочтительнее. – Воентехника прикрепите в столовую и дайте направление в общежитие, в шестую комнату. – Дмитрий Платонович, в шестую комнату комендант требует записку лично от вас. Слава Богу! Димой его зовут, точно, Дима, Димка. Руночкин написал что-то на бумажке, вручил писарю: – Воентехник, идите, вам все сделают, а документы Панкратова, Лариса, принеси сюда. Отправляйтесь! Овсянников поднялся: – Слушаюсь, товарищ военинженер. – Одну минуту! – Саша написал на бумажке мамин телефон, передал Овсянникову. – Это телефон моей матери, на всякий случай. – Вот это хорошо. Я вас в коридоре подожду, товарищ Панкратов. – Чего его ждать? – спросил Руночкин. – Я насчет вещей, как бы не унесли… – Каких вещей? – У меня с собой чемодан и книги, мое имущество, хочу у матери оставить, – объяснил Саша, – в коридоре они. Руночкин открыл дверь в коридор, приказал первому попавшемуся красноармейцу внести вещи в кабинет. – Разрешите идти, товарищ военинженер? – Идите! Овсянников бросил ладонь к козырьку фуражки, четко повернулся кругом, вышел. – Он у тебя не командир, а вроде ординарца, – сказал Руночкин. – Просто милый парень. Дима, ты мне разрешишь позвонить? – Ради Бога! – Руночкин подвинул к Саше аппарат. Саша позвонил маме, сказал, что уже в Москве, скоро освободится и приедет. – Ей-богу, Сашка, до сих пор не могу поверить. Твой воентехник положил передо мной ваши командировочные, вижу – Панкратов А.П., не обратил внимания, тут сотни людей проходят, а потом что-то толкнуло… Панкратов А. Может быть, Александр? Вдруг?! Давай, говорю, сюда своего Панкратова… И вот ты здесь! Я не ожидал такой встречи, честно говорю, думал, сгинул Саша, пропал, как другие пропали. Я ведь заходил к твоей матери, сказала, в Бутырке сидишь, а потом, после института, загнали меня на периферию, потерял я твой след. – О том, что ты заходил к моей матери, она мне сказала на свидании в тюрьме. Ты был единственный, кто зашел. Спасибо тебе. Руночкин махнул рукой, отвел глаза. – Ладно, Саша, чего там… Расскажи о себе. – О себе? Что сказать? Отбыл три года ссылки в Сибири, на Ангаре. Потом получил минус – не имею права жить в больших городах. Выручила война. Теперь я солдат, такой, как все. – Но почему рядовой? – Меня в институте не успели аттестовать, арестовали. Руночкин покачал головой: – Что наделали, сволочи! В нашем институте почти половину под метелку. – Я об этом кое-что знаю… – Вот Гитлер и очутился в Смоленске, – злобно сказал Руночкин и махнул рукой. – Не будем сейчас об этом говорить! Слава Богу, ты хоть живой остался! Но рядовой?! Вот что, я тебя сюда перетащу. |