Онлайн книга «Выстрел»
– Ладно, – сказал Миша, – я не настаиваю на взыскании Генке, но пусть будет осмотрительнее. Что у тебя еще, Генка? – Еще… Вот случай, не далее как сегодня… Юра напрягся – это, конечно, о нем. – Не далее как сегодня, за обедом, Юра не стал есть пирог – больше того, назвал его дрянью, завернутой в гадость. И это в то время, когда страна только выходит из голода и разрухи, когда миллионам людей в Поволжье и других краях недостает куска хлеба. Такое заявление – возмутительное барство, нетерпимое в нашей среде! Теперь все смотрели на Юру. – И за этим вы меня вызвали? – спросил Юра, еще не веря, что все оказалось такой ерундой. – Тебя не вызывали, а посоветовали прийти. – И больше вам нечего сказать? – Кому это вам? – спросил Миша. – Ты что, отделяешь себя от нас? – Знаешь, Миша, могу ответить тебе твоими же словами: не надо демагогии! Генка, больше ты ничего не хочешь мне сказать? – Этого тебе мало?! – Тогда всеобщий привет! Юра махнул рукой и вышел. – Вот, пожалуйста, – сказал Генка, – демонстративно покинул заседание учкома. Так оставлять нельзя. Зина Круглова предложила: – Выговор ему за барство, за игнорирование учкома. – Голосуем, – сказал Миша. Все подняли руки. Ободренный тем, что в этом случае он оказался прав, Генка деловито спросил: – Что будем делать с Витькой Буровым и его компанией? Может быть, передать в СПОН? [2] – Давайте пока ничего не решать, я попробую с ними поговорить, – сказал Миша. – Ты уже пытался говорить с Витькой. Что получилось? – возразил Генка. – Попробую еще раз. 16
Разговор с Витькой действительно не получился. Но то, что увидел тогда Миша, внесло в его представление существенную поправку: Витька защищал мать от пьяного отца. После учкома, вечером, Миша отправился к Белке. По узкой лестнице с выщербленными цементными ступенями спустился в подвал, открыл дверь с ободранной обшивкой из грязной мешковины и очутился в темном коридоре со скользкими стенами, пропитанном гнилыми запахами сырой штукатурки, нищего жилья, вонючего тряпья, подгоревшего подсолнечного масла. Комната тоже была сырой, полутемной, с голыми стенами, низким, сводчатым потолком, придававшим ей вид кельи. Под потолком тускло серел маленький прямоугольник окна, выходящий в яму, прикрытую со двора металлической решеткой. На постели, застланной тряпьем, сидела тетка или бабушка Белки – нищая старуха, побирушка. За квадратным, грубым, голым столом на табурете – Белка. Табурет был единственным. Миша стал, прислонившись к косяку двери. Белка исподлобья посмотрела на него и отвернулась. Старуха, бормоча, перебирала тряпье на кровати. – Слушай, Белка! – сказал Миша. – Как твое настоящее имя? – Белка! – вызывающе ответила девочка. Миша повернулся к старухе: – Как ее зовут? – Кто знает, – пробормотала та, перебирая тряпье, – приблудная девчонка. Подобрала на вокзале, в голод еще, вот и живет. Как крестили, не знаю. Во дворе Белкой кличут. – Почему в школу не ходишь? – спросил Миша. – Не хочу и не хожу. – А если в колонию отправят? – Убегу. – Брали ее, – сказала старуха, – убежала, откуда хошь убежит, верткая. Стол был пуст, никаких следов еды, даже посуды не было: ни стакана, ни кастрюли, ни чайника. – На что живете? – А что люди добрые дадут, на то и живем. И Белка вон кормит, не обижает, спасибо! – А ты где достаешь? – спросил Миша у Белки. – Где надо, там и достаю. – Можно попасться. Болтая ногами, Белка запела: Что вы советы мне даете, словно маленькой, Ведь для меня давно решен уже вопрос. Оставьте, папенька, ведь мы решили с маменькой, Что моим мужем будет с Балтики матрос. Ах, сколько жизни он вложил в свою походочку, Все говорили, что он славный морячок. Когда он шел, его качало, словно лодочку, И этим самым он закидывал крючок. Была весна, цвела сирень, и пели пташечки… Она оборвала песню: – Ты зачем пришел? – В гости. – Погулять со мной хочешь? Деньги у тебя есть? – Денег у меня нет. – А на кино у тебя хватит? – На кино, пожалуй, хватит. – Тоже кавалер нашелся! – Чем не кавалер? – Легавый – вот ты кто! – Так уж легавый? – Легавый! – повторила Белка, не меняя позы – сидела спиной к Мише, подперев рукой подбородок. – Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму. – Мне и в тюрьме хорошо – там кормят. – В колонии тоже кормят, а ты убежала. А из тюрьмы не убежишь: четыре стены, решетка. – А за что в тюрьму, что я сделала? – Сама знаешь. – Знаю, а не скажу. – А я тебе скажу: буфет в кино обворовала. Белка ничего не ответила. – Ты думала, никто не знает. А я знаю. – Ну и знай! – Посадят в тюрьму, и тебе будет плохо, и бабка твоя с голоду помрет. Тебе сколько лет? – Нисколько. – Четырнадцать лет записано, – сказала старуха. – Записано… – усмехнулась Белка. – Где это? – В домоуправлении, а как же. – Хочешь, на фабрику устрою? – предложил Миша. – Чего, чего? – насмешливо переспросила Белка. – На фабрику устрою, на работу. Получишь специальность, зарплату, оденешься. Плохо разве? – Все лучше, чем с жульем то возиться, – сказала старуха. – Ты послушай, что человек говорит. Белка молчала. – Платок бы купила, ботинки, – продолжала старуха. – Зимой босиком не побежишь. Сахару бы поела. |