Книга Мария, княгиня Ростовская, страница 184 – Павел Комарницкий

— Погоди, хан, — в голосе Марии прозвенело возмущение, — Это он что же, и меня так намерен?..

Княгиня произнесла это по-монгольски, и нукер — очевидно, старший охранник — в нерешительности замер.

— Ну что ты, почтенная Мари-ханум! — Берке радушно улыбнулся. — Разумеется, тебя он не коснётся.

Начальник стражи, возможно, и собирался возразить что-то, но тут заговорил почтенный Немир.

— Бату-хан ОЧЕНЬ огорчится, узнав об оскорблении, которое ты собирался нанести почтенной ханум.

Могучий нукер побледнел, примиряюще поднял руки. Немир и Берке — вполне достаточно, чтобы сменить начальника стражи, тем более что желающих занять его место немало.

— Да ни в коем случае! Пусть простит меня почтенная ханум, я и в мыслях не имел нанести ей оскорбление!

Занавеси раздвинулись, и ростовское посольство очутилось в святая святых.

Внутри шатра сегодня было достаточно свежо — золотые светильники было погашены, поскольку солнечный свет косо падал в верхнее отверстие шатра. В огненном столбе плясали пылинки.

За дастарханом сидели двое — сам Бату-хан и старый монгол в грязном, хотя и дорогом халате.

— Здравствуй на века, величайший Бату-хан!

— Здравствуй, Мари-ханум, и вы, гости, — Бату приветливо улыбался. — Это хорошо, что вы научились нашему языку. Так будет легче разговаривать, верно?

— Верно, Повелитель, — Мария улыбнулась в ответ. — Но я ещё не слишком хорошо говорю по-монгольски, и попросила бы почтенного Немира поправлять отдельные слова, если можно. Правильное понимание важнее всего.

— Садитесь, гости, ешьте и пейте! — широким жестом Бату указал на места напротив себя.

Все расселись вокруг стола — хан Берке присел по правую руку от Бату, по левую по-прежнему невозмутимо восседал Сыбудай. Четверо послов разместились напротив, толмач же остался стоять.

Бату-хан с интересом разглядывал ростовскую княгиню, аккуратно присаживающуюся к столу, подворачивая под себя юбку. Совсем ещё молодая женщина, надо же… И красивая. Одни глаза чего стоят…

Бату даже вздрогнул, до того вдруг ясно всплыло в памяти — стоящий перед ним урусский коназ в порубленной, сплошь залитой своей и чужой кровью броне.

«Вот что скажу я тебе, хан. Царство твоё, может, и могуче. Вот только глухое оно и скверное. И не отвратите вы меня от нашей, христианской веры»

Вот он, убийца мужа моего, думала Мария, разглядывая исподволь Бату-хана. Надо выдержать. Надо быть спокойной и твёрдой.

Бату взял с тарелки большой кусок мяса и протянул его Марии, близко поднеся к лицу.

— Возьми, Мари-ханум. Это очень хорошее мясо.

Возможно, он думает, что сейчас княгиня Ростовская вцепится в этот кусок зубами, пронеслось в голове у Воислава. Неужели действительно так полагает?

Мария осторожно приняла мясо рукой, поискав глазами, нашла на столе дощечку, взяла её и положила на край стола, а сверху мясо.

— А ножа нет? — совершенно просто спросила княгиня, озирая стол. Сказала так естественно…

Бату-хан хмыкнул, вынул из ножен кинжал длиной едва не в локоть и протянул Марии рукоятью вперёд. Нукеры разом напряглись, и Берке удивлённо вскинул брови.

— Благодарю, великий хан, — женщина аккуратно и ловно нашинковала мясо на мелкие ломтики и так же просто протянула кинжал назад. — Умм… вкусно… — она уже жевала ломтик, попутно взяв персик.

Бату даже прищёлкнул языком от восхищения. Вот это женщина! А интересно, что будет, если предложить ей разделить постель?

Мысль возникла и улетела куда-то, встретив спокойный взгляд невероятно глубоких глаз.

— … Да, так насчёт ярлыка…

Волны снаружи глухо били в борт корабля, и при каждом ударе где-то звякало железо. Железо кандалов холодило ноги, и Флегонт в который раз попытался подоткнуть штанины под кандальные оковы.

… Их взяли в двух днях пешего пути от того проклятого места. Налетели, окружили, накинули арканы из жёсткого конского волоса… Потом допросы на ломаном русском. Напрасно Ждан предлагал выкуп — не поверили им поганые. А может, просто предпочли деньги здесь и сейчас — за крепких невольников можно выручить немалую сумму.

Вниз они шли дней шесть. Медленно шли, едва переставляя ноги, с каждым шагом уносившие их от родного дома. Прошли мимо того места, угрюмо черневшего головёшками, оставшимися от сожжённых повозок. Солнце вконец разыгралось, палило почти по-летнему, и пленники страдали от жары… Хорошо, Днепр был рядом, так что по крайней мере не мучила жажда.

А потом они увидели корабль, причаленный к берегу. Длинная венецианская галера, с угрюмыми кандальниками на лавках-банках для гребцов. Гребцов на судне хватало, поэтому пленных не посадили на вёсла сразу, а заперли в трюм. Галера подняла парус и двинулась к далёким берегам, отрезая черниговцам путь к свободе.

Вот и всё, подумал внезапно Флегонт. Вот и кончилась жизнь. Кончилась, кончилась, нечего отпираться. Кто-то ещё надеется вырваться из оков, вернуться на родину, выкупившись или сбежав… Глупость всё это. Кончилась жизнь, да и была ли она? Всё сон…

Внезапно мерно застучал барабан, послышались свист бича, вскрики и резкие команды на нерусском языке — очевидно, ветер сменил направление, и судно дальше пошло на вёслах.

— Слышь, Ждан… — послышался сдавленный голос кормщика Онфима. — Зря мы дались… Полегли бы там, у ладей, всего и делов. Не мучиться, опять же…

Долгое, долгое молчание, нарушаемое только рокотом барабана.

— Может, и зря… — хрипло ответил Ждан.

Флегонт внезапно уронил голову и зарыдал. Прощай, жизнь вольная! Прощай, жизнь…

— … Прощай, великий хан. Надеюсь, когда и свидимся!

— И вам доброго пути. Я рад, что всё вышло так удачно.

— Я провожу вас, если можно, — вмешался Худу, поглядев на дядю. Берке кивнул.

— Проводи, Худу, отчего нет…

Во дворе уже ждали наготове оседланные кони, предоставленные гостеприимным хозяином своим гостям. Мария вспомнила, что князю Ярославу пришлось здесь покупать коней — пешком в Сарай-Бату ходили только нищие и рабы. Коней пришлось брать хороших, дабы не уронить честь посольства, и встали они в изрядную сумму. Когда же пришла пора возвращаться, никто не давал и четверти прежней цены. Только щерились поганые. Брать с собой? На ладьях народу полно, куда там коней ещё… Так и сбыли за бесценок.

Княгиня первая села в седло — боярин Воислав подержал стремя — расправила юбку по конскому крупу.

— Поехали!

Кавалькада из дюжины всадников выехала через ворота, раскрашенные ярко и пёстро. Какая-то горбатая чёрная свинья, возлежавшая в луже, с визгом вскочила и понеслась впереди, за ней с лаем устремились вывернувшиеся неизвестно откуда разномастные шавки.