
Онлайн книга «Жил на свете рыцарь бедный»
— Вот вы говорите — нестандартная, — вдруг вдохновенно заговорил Коля. — А для кого нестандартная? Для «крутых»? А вдруг это не они, а кто-нибудь из СМИ?.. Может, кто-нибудь не хочет на Дерюгина работать… а уходить тоже не хочет?.. Мышкин и Гаврюшин уставились друг на друга. — А что? — проговорил Гаврюшин в конце концов. — Вай, так сказать, нот? — Ну, не знаю… — Мышкин с сомнением покачал головой. — Этот не купит — другой купит. Против лома, как известно, нет приема… Разве что какой-нибудь Робин Гуд, который всем новым русским войну объявил… — А я бы все-таки проверил, как там и что, — задумчиво сказал Гаврюшин. — Кто особенно возражал, выступал и все такое… — Ну, может быть… — неопределенно пробормотал Мышкин. — А скажите, пожалуйста, — вдруг снова отважился Коля, окрыленный предыдущим успехом, — мы что, совсем не допускаем, что ее убили… не из-за Дерюгина, а из-за нее самой? — Свежая мысль! — хмыкнул Гаврюшин. — А отпечатки-то, Коля? Вот те, что на пистолете? Полагаете, кто-то случайно прихватил именно этот пистолет?.. Коля стушевался. — А с чего он вообще начал? — вдруг спросил Мышкин. — Кто? — Дерюгин… Кто он по специальности? С какого бизнеса начал? С чего-то он ведь начал? — Этого я пока не выяснил, — смутился Коля. — Я же только последние газеты читал. Сейчас поеду смотреть дальше. Гаврюшин пожал плечами: — И я не знаю. Как-то не интересовался… Коля попрощался и ушел. — Не пойму я, инспектор, чего вы его дрессируете? — сказал Гаврюшин, глядя ему вслед. — Ну что он там найдет? Не проще ли самого Дерюгина спросить или наших «экономистов»? — Хорошо, — как-то сразу согласился Мышкин. — Завтра дам отбой. Просто мне кажется, знаете… что в газетах можно откопать массу полезной информации… если, конечно, уметь копать… Гаврюшин внимательно посмотрел на него и неожиданно громко фыркнул. Мышкин ответил удивленным взглядом. — А знаете, что мне все время кажется, инспектор… — посмеиваясь, пояснил Гаврюшин. — Вот вы тут выясняете про конкурентов, про бизнес, про аукцион этот… А мне все кажется, что в глубине души вы уверены, что все дело в той книжечке и что через нее все раскроется. Знаете, как в романах или в кино… Много-много ложных ходов — и одна такая деталька, совсем мелкая… но не может же она быть лишней!.. Он как-то неожиданно оборвал и замолк. — Очень может быть… — признался Мышкин. — Может, вы и угадали… почти… И что с того? — Да ничего. — Гаврюшин пожал плечами. — Просто… вот будет смешно, если она окажется действительно ни при чем… — Совсем ни при чем? — как-то очень по-детски переспросил Мышкин. — Ну да, совсем. — А знаете, что, Женя? — Мышкин неожиданно широко улыбнулся. — Ведь очень возможно, что вы правы. Что я это… из литературы — чтобы ружье выстрелило. И останусь в дураках! Гаврюшина, при виде этой улыбки, так и подмывало сказать: «Уже!» — но с другой стороны, эта же улыбка его как-то обезоружила. — Та-ак, — протянул он, глядя на часы. — Вот-вот Василий явится. Кто будет с ним разговаривать? — Давайте вместе, — предложил Мышкин. — Вы ведете, я вступаю по мере необходимости. Про запись в дневнике у Козловой и насчет алиби — в последнюю очередь. Так? — Разумеется, — кивнул Гаврюшин. — Сначала общие соображения: про Дерюгина, про Козлову, то да се… Наталью эту тоже, я думаю, на засладочку… В этот момент зазвонил телефон. Мышкин снял трубку. — Да, — сказал он, — я слушаю, — и вдруг ужасно покраснел и схватился за голову. — А у вас что сказано? Да-да, все правильно, да, пропустите скорее, это я виноват… Он повесил трубку и смущенно взглянул на Гаврюшина: — Угадайте, на кого я заказал пропуск? — Чего тут угадывать! На Тошкина, разумеется! Оба рассмеялись. В дверь постучали. — Войдите, — сказал Мышкин. Василий Зуев оказался плотным коренастым мужчиной лет тридцати пяти. Главную особенность его внешности составляли пышные усы совершенно пшеничного цвета, придававшие ему сходство с большим, красивым котом. «Какое-то такое слово… — подумал Мышкин. — Не ухоженный, нет… Вальяжный? Холеный?» Он взял у Зуева пальто, повесил его на крючок, после чего отошел в сторонку и уселся на подоконнике. Зуев развалился на стуле напротив Гаврюшина. Гаврюшин представился, наскоро извинился, что не дает человеку опомниться — ничего, мол, не поделаешь, работа у нас такая, да и обстоятельства, сами понимаете… — выслушал в ответ снисходительно-добродушное «да чего уж там, все понятно» и приступил к делу: — Вы являетесь заместителем генерального директора корпорации «Анварес», то есть заместителем Антона Дерюгина. Так? — Совершенно справедливо. — Давно вы работаете вместе? — Да в общем, с самого начала… Уже лет десять. — Познакомились тогда же? — Нет, мы всю жизнь знакомы. — То есть? С детства? — Ну да, с детства, со школы. Учились вместе. Потом поступили в разные места. Я — в Плешку, он — в «керосинку». Ну, общаться стали меньше, конечно… Потом распределились: я в НИИ, он в КБ. Встречались время от времени. Потом, сами понимаете, времена изменились — Антон пошел в бизнес и почти сразу меня втянул. Сдернул, можно сказать, с насиженного места и выманил на жизненные просторы. Мышкин удивленно покосился на него. Кот быстро освоился в новой обстановке и начал говорить метафорами. — По дружбе? — зачем-то поинтересовался Гаврюшин. — Ну как — по дружбе… — Зуев усмехнулся. — По чистой дружбе дела, знаете, не делаются… Я ему нужен. Мозговой центр. «Скромненько!» — отметил про себя Мышкин. — Да вы не смотрите на меня так, — как ни в чем не бывало продолжал Зуев, обращаясь к Гаврюшину. — Я не хвастаюсь. Антон — он и сам неплохо соображает. Ему терпения не хватает все просчитать и продумать до конца. Он такой… с полетом. Заводной. Ему себя сдерживать скучно. Вот для этого я и нужен. Он придумывает, я обдумываю. Ну, в общем, что я вам рассказываю… Разделение труда у нас, короче. Разумное разделение. — Отделиться никогда не хотели? Чтобы собственное дело?.. «Слишком в лоб», — мысленно прокомментировал Мышкин. Зуев пожал плечами: — А зачем? Мне и так неплохо. Да и… поздновато уже. Не в смысле возраста, а в смысле… как бы это сказать… положения дел. Сейчас с нуля не очень начнешь. Никогда в жизни мне так не раскрутиться… — Скажите, Василий Михайлович, — гнул свое Гаврюшин, — какие у вас с ним отношения? |