Онлайн книга «Эликсир любви. Если начать сначала»
|
Адам P. S. Он явно морочит тебе голову, делая вид, что ему нужны «длительные и серьезные отношения». Наверняка он выискал это клише в журнале, в рубрике переписки с читательницами. Адам, ты что, ревнуешь? Мне нравится, что ты злишься, значит ты все еще ко мне привязан. А как там у тебя дела с моей коллегой Лили? Луиза Луиза, я ненавижу ревность и пришел бы в бешенство, если бы испытывал ее. Адам Адам, можно быть хозяином своих мыслей, но не чувств. Луиза Луиза, в твоих предыдущих письмах мне не понравились два момента: 1. Ты интерпретируешь мое предостережение в отношении тебя и Бриса как искаженное проявление моей ревности. Напротив, я призываю тебя переспать с ним, не обременяя себя лицемерием. Собственно говоря, меня раздражает лживая напыщенность, в которую вы облекаете ваши разговоры, вроде «длительных и серьезных отношений». Вы словно пытаетесь таким образом завуалировать свое желание, боитесь проявить его. Ревность – это не проявление любви, а чрезмерное чувство собственности. Я же никогда не считал, что ты мне принадлежишь, ни раньше, ни сейчас. Мы довольно необдуманно называем любовью различные тяжелые патологии, например одержимость присваивать тело и мысли другого человека, подавляя при этом его свободу. 2. Я не сообщу тебе ничего нового о Лили. Я связан профессиональной тайной и не имею права ее раскрывать; как только признания пациента достигают моих ушей, они попадают в защищенную зону, куда никому нет доступа. Скажу лишь, что ее личность оказалась более притягательной, чем можно было предположить, судя по ее внешности. В роскошном теле, которое дерзко заявляет о своем совершенстве, прячется слабая маленькая девочка, неуверенная в том, что достойна любви. Она враждебна по отношению к самой себе и поминутно готова выбросить себя в помойку. Она не ценит ни одно из собственных достоинств – ни своей компетенции (несколько дипломов, полученных в университете Макгилла), ни лингвистических способностей (прекрасное владение французским, английским, немецким и испанским), ни внешности (она хотела бы быть плоскодонкой), ни бездонной голубизны своих глаз, которую она сравнивает с подкрашенной синькой водой в бассейне. Париж выбивает ее из колеи, разрушая прежние стереотипы. Возьмем, к примеру, ее представления о моде – они основаны на американских сериалах типа «Молодые и дерзкие» или «Дерзкие и красивые», этих нескончаемых сагах, где женщины с силиконовой грудью ссорятся с мужчинами с пересаженными волосами. Уверенная, что нужно краситься и одеваться на манер калифорнийских «красоток», среди предпочитающих более утонченный и менее провокативный стиль парижанок Лили чувствует себя не в своей тарелке. Я убежден, что молодые люди, с которыми у нее была связь, тоже соответствовали голливудским «стандартам», согласно которым каждый мужик, будь то шофер или финансовый аналитик, должен быть загорелым, широкоплечим и с кубиками на животе. На днях мне достались два билета в Парижскую оперу, и я пригласил Лили на «Тристана и Изольду». Ты не поверишь! Стоило мне подвергнуть ее испытанию трудным произведением – четыре часа музыки, Вагнер с его дивной медлительностью, либретто на немецком, – и Лили изменилась, она словно прошла боевое крещение. Чем больше оркестр шептал или бушевал, изливая из оркестровой ямы свою пленительную и ужасающую бесконечность океана, затишье, сдержанность, силу, тем сильнее дрожала Лили, охваченная волнением, которому не пыталась противостоять. Нет, она не слушала ушами, она внимала всем своим существом: ее ресницы трепетали, бедра раскачивались в такт музыке, сердце учащенно билось. Съежившись, со слезами на глазах, она дрожала с самого начала прелюдии. Очень скоро она стала дышать в такт с Изольдой; ее дыхание усиливалось, прерывалось, почти болезненно следуя лирическому излиянию чувств певицы. И наконец неколебимое, дерзкое, незаглушаемое слилось с неистовством струнных в восторженном оргазме. In dem wogenden Schwall, In dem tönenden Schall, In des Welt-Atems wehendem All, Ertrinken, Versinken, Unbewußt, Höchste Lust! В нарастании волн, в этой песне стихий, в беспредельном дыханье миров – растаять, исчезнуть, всё забыть… О, восторг!!! Мучительное сладострастие музыки пронизало Лили, принесло ей чудесное освобождение, позволило забыться в этих звуках, потонуть в гармонии мира, сближающей предсмертный хрип и дыхание жизни. Божественно… Когда занавес опустился, скрыв сплетенных в объятиях любовников, Лили даже не смогла аплодировать, как будто утратив контроль над собственным телом. Повиснув на моей руке, в полном изнеможении, она вышла из зала, опьяненная благодарностью к тому, кто приобщил ее к этому эзотерическому ритуалу, из которого, по рождению и из-за отсутствия подготовки, она считала себя исключенной. «Не знала, что такое бывает» – вот все, что она сумела прошептать. Я страшно горжусь тем, что познакомил ее с творчеством Вагнера. Чары достопочтенного волшебника не погибли в формалине официальной культуры, они все еще действуют на юное создание, приехавшее из Шикутими [5] . А что ты? Наслаждаетесь ли вы с Брисом музыкальной энергетикой Монреаля? Искренне твой, Адам Как дела у нас с Брисом? Все отлично. Мы приступаем к флирту. Луиза Флирт – это не любовь, это желание любви. Ты растворяешься в абстрактных понятиях. Спустись на землю, Луиза. Адам Раз уж ты позволяешь себе читать мне нотации, разреши и мне пройтись по вашему с Лили вечернему походу в театр. Входит ли в обязанности терапевта выводить свою пациентку в свет? Тем более вести ее на чрезвычайно романтическую оперу «Тристан и Изольда»? У меня такое впечатление, дорогой Адам, что любовный эликсир подействовал не только на исполнителей, но и на публику: ты изощряешься изо всех сил, чтобы выиграть пари и завоевать Лили! Луиза Я не позволю тебе обучать меня основам психоанализа! Чем бы я там ни хвалился несколько недель назад, я образумился и спешу повторить, что мне отвратительна сама мысль использовать свое служебное положение в целях обольщения Лили. Адам |