Онлайн книга «Неизвестный солдат»
— Из картофеля можно изготовить сто блюд, — сказал Виктор Борисович и начал загибать пальцы, — картофель печеный, отварной, жареный, сушеный, тушеный, в мундире, пюре, молодой в сметане, фаршированный мясом, рыбой, селедкой. Картофельные оладьи, котлеты, крокеты, хлопья… — Моя мамаша, — перебил его Андрей, — печет пирожки с картофелем — пальчики оближешь. — А моя муттер, — сказал Маврин, — в мясной стюдень кладет куриные косточки. Объедение! Он так и сказал — «стюдень», закрыл глаза, закачал головой, даже замычал от удовольствия. Странно было слышать, что у Маврина где-то мать и он помнит о ней. Мне тоже хотелось отметить мою маму. Но я не сумел сразу вспомнить, какое блюдо она готовит лучше всего: она их все хорошо готовит. Пока я перебирал их в памяти, Виктор Борисович продолжал рассказывать про картофель, про его происхождение и историю: как его завезли из Перу первые испанские завоеватели, как принудительно насаждали при Екатерине, про картофельные бунты и все такое прочее. Виктор Борисович передавал общеизвестные факты. Но для ребят его рассказы были гранью их тяжелой полевой жизни, и это была светлая грань. И в том, как ребята слушали, и было очарование его баек. Нас неожиданно ослепил свет фар — подъехала машина. Не наша машина — наши машины, подъезжая ночью к вагончикам, переходят на ближний свет. Шофер погасил фары, мы увидели старую «Победу». Из нее вышел человек и направился к нам. Сердце у меня екнуло — это был Славик Агапов; я сразу понял, зачем он пожаловал сюда. — Простите, — начал Славик, подойдя к костру и блестя своими очками, — где я могу… Тут он увидел меня, тоже сразу узнал: — Ага, я как раз к тебе. Здравствуй! — ЗдравствуйТЕ! Я подчеркнул слог «ТЕ», чтобы он мне не «тыкал». — Слушай, — своим нахальным, категоричным голосом продолжал он, — в школе мне сказали, что у тебя есть адрес этого солдата. Значит, вот кто меня продал — Наташа. Впрочем, она не знает, что я не желаю вмешательства этого типа. — Какого — этого? — переспросил я. — Ты ведь знаешь, о ком я говорю. Ну что ж, раз он мне так упорно «тыкает», я тоже буду «тыкать». — Видишь ли, — сказал я, — у меня есть адреса всех пяти солдат. Какой именно тебя интересует? — Старшина. — Могу я узнать, почему именно он? На его лице появилась гримаса, но он был в моих руках и понимал это: я могу послать его ко всем чертям! Я не услышал зубовного скрежета, но думаю, что он скрежетал зубами. Во всяком случае, круглые стекла его очков еще никогда так хищно не блестели. — Потому что он и есть неизвестный солдат. — Из чего это следует? Какого черта он приволокся сюда! Теперь все в отряде узнают, что я занимаюсь делом неизвестного солдата. А я не хотел, чтобы здесь об этом знали. И если этот будущий Стендаль хочет искать — пусть ищет. Я ему не обязан докладывать о своих розысках. Я говорил с ним так, что другой на его месте исчез бы моментально. Но это был очень настырный и упрямый тип. — Из чего? — спокойно переспросил он. — Его узнал Михеев, его узнала моя мама, на него показывает женщина, которая его закапывала. И, наконец, именно у него нашли промокашку. Ребята, разинув рты, слушали наш разговор. Я вынул из углей картошку, побросал в руках, отодрал сверху шкурку, посыпал солью, куснул. Славик стоял и ждал, пока я проделал эту процедуру. Он был в моих руках и понимал это. Андрей лениво поднялся, пошел в вагончик, принес табуретку. Агапов сел, процедив сквозь зубы нечто вроде «благодарю». То, что он хам, я заметил сразу. Но раз ты хам, то будь хоть вежливым хамом. — Твоя мама не утверждает категорически, что ее взял именно старшина, — возразил я, — она сказала: кто-то из них, то есть из двух солдат, взял промокашку. — Да, она так сказала, тогда для нее это было неожиданно. А теперь она вспомнила и утверждает: промокашку взял старшина. — Ну что ж, — согласился я, — промокашка, безусловно, доказательство. Но, понимаешь, не единственное. Там был еще кисет. Ты его видел? — Видел, — нетерпеливо ответил Агапов. Мои вопросы начинали его злить. Ничего, потерпит. — Ты видел, что вышито на кисете? Он помолчал, и я ответил за него: — На кисете вышита буква «К». Значит, имя или фамилия этого солдата начинается на «К». А старшину зовут Дмитрий, фамилия его Бокарев. Так-то вот. Но на Агапова это не произвело ни малейшего впечатления. — Это не имеет ровно никакого значения, — объявил он, — вряд ли молодой солдат занимался вышиванием. Вышивала эту букву женщина, та, что подарила ему кисет, и она могла поставить первую букву своего имени: Ксения, Клавдия… Рассуждал он логично. По всему, неизвестный солдат — это старшина Бокарев. Но кисет, кисет… И один из солдат — Краюшкин. Славик этого не знает и, что самое смешное, не хочет знать. Он интересуется только старшиной. Он настолько убежден, что это старшина, что даже не спрашивает фамилии остальных. Ну и пожалуйста! — Так что тебе от меня нужно? — спросил я. — Мне нужен адрес старшины. Как ты его назвал? Я повторил: — Бокарев Дмитрий Васильевич. Он вынул блокнот, ручку и записал это. — А адрес? — Адреса у меня нет. — Как — нет? Наташа сказала, что есть. — Я не знаю, что вам сказала Наташа, — я опять перешел на «вы» и тем самым пригласил и его это сделать, — но у меня их адресов нет. У меня есть только названия населенных пунктов, из которых они в свое время были призваны в ряды Красной Армии. Так официально я все это сформулировал. — Хорошо, — согласился Агапов, — а откуда был призван Бокарев? — Село Бокари, Красноярского края. Он записал, потом спросил: — Точно? — Не знаю, — усмехнулся я, — я при этом не был. Так значится в справке военного архива. — Вы можете показать мне эту справку? Ну вот, наконец он понял, что мне нельзя «тыкать». Мне не хотелось показывать ему справку. Я даже опасался, что он положит ее в карман. От хама всего можно ожидать. Но нет, побоится, нас тут много, а он один. Я вынес из вагончика список. Он поднес его к очкам, взялся за ручку и блокнот. Я думал, он сейчас его перепишет. Но нет, он только сверил со списком свою запись о Бокареве. Запись оказалась правильной, и он вернул мне список. Больше его никто не интересовал. И это понятно. Ведь его не интересовал солдат сам по себе. Для него он был всего лишь исторический персонаж. И этот персонаж, видно, уже готов в его воображении, под это он и подгоняет факты. А может быть, он вовсе не историк Просто легкомысленный, поверхностный человек, организатор всякого рода сенсаций и шумих. |