Онлайн книга «Чужая луна»
|
Разлюбезный мой родитель-батюшка! Бью тебе челом о матушку-сыру землю: Зачем любезного свово сына Одольфа призываешь? Или что делать ему повелишь-прикажешь? Максимилиан: — Любезный Одольф, сын мой! Не радостен мне ныне приход твой: Ныне я известился, Что ты от наших кумерических богов отступился И им изменяешь, А каких-то новых втайне почитаешь! Страшись мово родительского гнева, Поклонись нашим кумерическим богам! Одольф встает с колен и с пафосом произносит: — Я ваши, отец-царь, кумерические боги Повергаю под свои ноги! А верую я в Господа Иисуса Христа И изображаю против ваших богов Знамение креста! (крестится и крестит зал) Содержу и содержать буду его святой закон! Пажи от таких слов в ужасе падают на пол. Царь Максимилиан в гневе топчет ногами трон, что-то кричит. Но его слова тонут в громе аплодисментов. Занавес закрыли. На просцениуме вновь появился подпоручик Акатьев. Тоном судьи он коротко сообщает: — Я ведь предупреждал вас, что царь Максимилиан не только жадный, но и очень жестокий. За то, что сын его отступил от кимерической веры и принял и полюбил новую веру, справедливую, православную, царь Максимилиан решил казнить Одольфа. Где-то за сценой что-то грустное заиграл корпусной духовой оркестр. Солдаты вновь раздвинули тяжелый занавес. Одольф перед смертью прощается с белым светом: — Прощай, родимая земля, Прощайте, родные поля, Прощайте, солнце и луна, Прощай весь свет и весь народ… Одольф кланяется своему отцу: — …и ты, прощай, отец жестокий! И под сабельным ударом маршала-скорохода Одольф ничком падает на землю. Но справедливое возмездие настигло Максимилиана. Он слышит высоко над собой громкий стук, затем жуткий женский вой. Максимилиан поднимает вверх лицо и кричит: — Что там за баба? Почему пьяна? За кулисами что-то вспыхнуло, сцена на короткое время окуталась дымом. Он быстро расходится и перед троном возникает оборванная старуха-Смерть с косой. Она отвечает Максимилиану: — Я вовсе не баба, И вовсе не пьяна. Я — смерть твоя упряма! Зал разразился аплодисментами. — Ну, чертяки! Ну, молодцы! — весело отозвался на аплодисменты Врангель. А действо двигалось к своему завершению. Испуганный царь Максимилиан, все так же кряхтя, слез по лестнице со своего трона вниз, упал перед Смертью на колени, взмолился: — Мати моя, любезная Смерть! Дай мне сроку жить еще хоть на три года! Смерть ему отвечает: — Нет тебе срока и на один год! Максимилиан: — Мати моя, разлюбезная Смерть! Дай мне пожить еще хоть три месяца! Смерть покачивает косой: — Не будет тебе и на месяц житья! Максимилиан: — Мати моя, преразлюбезная Смерть! Продли мою жизнь хоть на три дня! Смерть: — Не будет тебе сроку и на три часа! Вот тебе моя вострая коса! Смерть ударяет Максимилиана косой. И под бурные аплодисменты зрителей он долго и мерзко умирает. Потом все действующие лица, и живые и ожившие, вышли на поклоны и вывели на авансцену смущенного и упирающегося подпоручика Акатьева. Стрельцы, пажи, сенаторы, Максимилиан с Одольфом и даже вполне симпатичная, с умытым лицом, Смерть подхватили его на руки, стали раскачивать и подбрасывать в воздух. Зал аплодировал. — Да погодите вы! Постойте! Дайте сказать! — просился Акатьев. Когда его наконец поставили на ноги, он, тяжело дыша, объявил: — Это не все! У нас еще концерт! И потом, после небольшого перерыва, начался концерт. Танцевали и пели русские и украинские танцы и песни. — Сколько талантов! — между какими-то номерами восторженно сказал Врангель Кутепову. — Как замечательно вы все это придумали! — Вы не устали, Петр Николаевич? — заботливо спросил Кутепов. — Пожалуй, можно и на покой, — согласился Врангель. — Я не устал. Но уж слишком много впечатлений. А молодежь пускай повеселится. Завтрашние занятия отмените. И они стали осторожно продвигаться к выходу. — …Сыпал снег буланому под ноги, С моря дул холодный ветерок… — разносился со сцены чистый красивый голос. Врангель остановился, обернулся. На сцене пел высокий, чуть сутулый солдат. Врангель уже слышал когда-то эту песню. И, кажется, совсем недавно. Да-да, вот же эти слова: — …Ехал я далекою дорогой, Заглянул погреться в хуторок… Это была та самая, никогда прежде им не слышанная, песня. Когда же он ее впервые услышал? Ну, да! Во время перехода из Севастополя в Константинополь. И голос такой же. Нет, пожалуй, тот же голос. Врангель вспомнил: каждый раз ему что-то мешало дослушать эту песню до конца. — …Встретила хозяйка молодая, Как встречает ро́дного семья, В горницу любезно приглашала И с дороги чарку налила… — пел солдат. Это был Андрей Лагода. Поняв, что он мешает зрителям смотреть и слушать, Врангель неожиданно для Кутепова, пригибаясь, стал обратно пробираться к своему месту. Кутепов, не очень понимая такого маневра Командующего, двинулся следом. — Хочу дослушать эту песню, — усаживаясь на свое прежнее место, шепотом объяснил он Кутепову. — …А наутро встал я спозаранку, Стал коня буланого поить. Вижу, загрустила хуторянка И не хочет даже говорить. — Вы не знаете этого солдата? — спросил Врангель. — Слишком много их у меня, — ответил Кутепов. — Да-да, конечно, — согласился Врангель и добавил: — Голос редкий. Ему бы в консерваторию. А Андрей продолжал: — Руку подала и ни словечка Мне не хочет вымолвить она. |