Онлайн книга «Чужая луна»
|
— Не мешай! Потом! — грубо обрывал он ее и выставлял за дверь. На третий или четвертый день, изнемогая от бессонницы и усталости, он крупными буквами написал: «Уроки Крыма». Немного подумав, перечеркнул «Уроки Крыма» и сверху сделал новую надпись: «Требую суда общества и гласности». Поставив точку, он упал на диван и уснул. Спал больше суток. Проснувшись, наскоро что-то пожевал и отправился на базар. Долго ходил в толкучке, высматривая долговязую фигуру Соболевского. Спрашивал у знакомых, не видел ли кто генерала. И тогда он пошел к нему домой. Соболевский, увидев его в окне, вышел на порог. — Входи! Пообедаем! — Нет-нет! Я — по делу! — Первый раз вижу человека, который из-за дела отказывается от обеда. — Ну, правда: мне некогда — Ну, говори! — Я написал! Соболевский удивленно посмотрел на Слащёва. — Ну, помнишь? Я тебе говорил. Про Врангеля, про себя. Все-все описал, как на духу. Пусть судят. — О чем ты? Кто пусть судит? И кого? — Меня. Врангеля. Для чего и написал. — Та-ак! — сокрушенно покачал головой Соболевский. — Найдешь время, прочитай! — попросил Слащёв. — Ну, прочитаю. И что? — Понимаешь, ты у них когда-то какие-то приглашения печатал. В типографии. Может, договоришься? Немного, штук хоть бы полсотни. А, Саша? — Как тебя заело! — покачал головой Соболевский. — Напечатай, Саша! Прошу! — Ну, что ж… Попытаюсь. — Только, понимаешь, в смысле финансов, я пока на мели. Но я рассчитаюсь. Ну, пришлют же мне когда-нибудь эти проклятые фунты! — Не в деньгах дело! По-моему, ты на свою задницу хлопоты ищешь. — Может быть, — согласился Слащёв. — Но мне нужна эта книжка! Я потом выброшу все из головы. Все забуду. Буду жить, как ты. Индеек стану разводить. Слыхал, мне индюшачью ферму подарили? Хорошая птица. Большие капиталы можно на ней нажить! — Ну, богатей, богатей! Не пойдешь обедать? — Нет! — твердо отказался Слащёв и снова попросил: — Ты сегодня же к ним сходи! — К кому? — Ну, в типографию. А я завтра с утречка к тебе забегу, узнаю. Соболевский ничего не ответил, пошел по ступеням в дом. А Слащёв, глядя ему вслед, вдруг подумал: не вернуть ли его Глафире Никифоровне Зизи? То-то радости было бы! Но почему-то стало ее жаль. Он к ней привык. Еще немного — и она станет утехой для его Маруси. Может, позже когда-нибудь? Вот, если книжку Соболевский напечатает, тогда… И он пошел со двора. Дня через четыре Соболевский отдал ему тридцать экземпляров аккуратненькой тощенькой книжицы, на обложке которой крупными буквами была напечатана его фамилия. Чуть ниже: «Требую суда и гласности». И в скобках, чуть помельче «Оборона и сдача Крыма». Последняя надпись Слащёва весьма удивила. В рукописи он ее вычеркнул, но Соболевский, внимательно прочтя рукопись, восстановил и эту вычеркнутую Слащёвым надпись. Со стопкой книг в руках Слащёв отправился в штаб Врангеля. В коридоре штаба его встретил адъютант Врангеля Михаил Уваров: — Вы к кому? — Я на минутку, — взволнованно начал он: — Чтоб Главнокомандующий не подумал, что я за его спиной… — Вы о чем? — Вот! — Слащёв протянул Уварову свою книжку. — Я написал. Пусть прочтет. Ни одним словом не слукавил. — Я не могу это принять, — сказал Уваров. — Обратитесь к начальнику штаба генералу Шатилову! — Да что вы, в самом деле! — возмутился Слащёв. — Извините, но мне не велено от посто… — попытался оправдываться Уваров. — Да! Я совершенно забыл, что я посторонний, — с неловкой улыбкой Слащёв повернулся и пошел по коридору. Шатилов, с которым он столкнулся в коридоре, тоже не принял из рук Слащёва книжку и тоже тут же скрылся за дверью своего кабинета. Слащёв какое-то время медленно шел по коридору. Остановился у окна, какое-то время постоял возле него и положил на подоконник книжку. То же сделал и на следующем подоконнике. И на третьем… Вышел из штаба. Остановился возле часового. Достал еще одну книжку и протянул ему: — Возьми, браток! Тут про то, как мы с тобой славно воевали. — Спасибо, ваше превосходительство, — сказал часовой. — Я вас помню. Мы с вами в прошлом годе летом под Каховкой встречались. Вас тогда еще ранило, — и спросил: — Обошлось? — Обошлось, парень. Все в жизни как-то обходится. Слух о том, что всем русским, желающим уехать к себе, в Россию, французы окажут содействие, быстро разнесся по Константинополю. А через пару-тройку дней об этом уже знали и в Галлиполи, и в Чаталджи и даже на острове Лемнос, везде, где была размещена эвакуированная из Крыма русская армия. Ко времени отплытия «Решид-Паши» возле резиденции Верховного комиссара Франции в Константинополе Пеллё собралась большая толпа желающих возвратиться на Родину. Они знали, что сюда, до французской резиденции, Врангель не дотянет свою руку. Дзюндзя, оказавшийся вдруг помощником по реэвакуации, толкался в толпе и время от времени выкрикивал: — Токо не надо толпою, як той скот в череди. Не позорьте Рассею. Разбериться по четверо и, если можно, с песней! — С песней мы по Севастополю! — А мо по Феодосии! У мэнэ там теща! — Это бабка надвое гадала. Може, без песни, но под конвоем! — ответил кто-то Дзюндзе из толпы. Но все постепенно выстраивались в колонну. — А если с музыкой? — спросил кто-то — Ще лучшее! — ответил феодосийский. — А где ты ее возьмешь, тую музыку? — спросил Дзюндзя. — Труба, бас и барабан есть. Всю войну с нами прошли. Не выкидать же! — А шо можете сыграть? — А что скажете! Можно «Интернационал», а можно и «Боже, царя храни»! — Ну-ну! Без шутков! — рассердился Дзюндзя. — Шо-нибудь интернациональнэ! «Марсельезу» знаете? — Як «Отче наш»! — Ну, так вжарьте «Марсельезу»! И под музыку сиротского оркестра они строем пошли к причалу, туда, где стоял под загрузкой «Решид-Паша». Уже в порту к музыкантам пристроился гармонист, и «Марсельеза» зазвучала веселее. Порт заполонили прохожие: женщины, мужчины, старики и старухи, детвора. И по расовому признаку здесь тоже кого только ни было: турки и греки, французы и абиссинцы, негры и китайцы… — Шо тут празднуют, — подбежал запыхавшийся подвыпивший русский солдат. |