Книга Мой русский любовник, страница 35 – Мария Нуровская

— По крайней мере, у меня есть время глянуть в окно, светит ли солнце, — говорил Александр. — Моему научному руководителю так не подфартило — сидел, не поднимая головы, за письменным столом. На всякий случай он всегда прихватывал с собой зонт… или мы его за ним носили…

Вечером мы наконец добрались до своего любимого ресторанчика на Монмартре, усталые и голодные. Каким же вкусным мне казалось всё, что заказывал Александр: целое блюдо мясного ассорти и отличное французское вино, чуточку терпкое.

— У тебя остались силы, чтобы пройтись еще немного пешком?

— Далеко?

— Две улицы отсюда.

Я чувствовала, как ремешки босоножек больно впились в ноги, с трудом могла пошевелить пальцами.

— Нам необходимо туда идти?

— Пожалуй, да.

— Ну ладно, идем.

После двадцатиминутной ходьбы ноги меня уже не несли. Александр, показав на обшарпанный каменный особнячок, стиснутый между домами, с покатой, крытой красной черепицей крышей, сказал:

— Видишь вон то окошечко в мансарде с правой стороны?

— Да, а что?

— Это наше окно.

Я оторопело взглянула на него:

— Как это «наше»?

Он загадочно улыбнулся:

— Я снял для нас квартиру.

И вдруг все показалось таким простым. Зачем я так мучила себя? Если мы любим друг друга, почему бы нам не жить вместе? Сдали же мы первый трудный экзамен в нашей совместной жизни, когда приходилось вдвоем ютиться в гостиничном номере, спать на узкой кровати, без конца натыкаться друг на друга на крохотном пятачке пространства. И несмотря на это, никто из нас не жаловался. Если кому-то надо было выйти в город, сразу звучал вопрос:

— Ты когда вернешься?

Я поднималась по узким, старым ступеням с таким чувством, будто это самое прекрасное, что есть на свете, ведь они вели в наш общий дом! Я немного запыхалась — четвертый этаж, как-никак. Александр отомкнул дверь ключом и пропустил меня вперед. Мы очутились в тесной прихожей, стены которой были оклеены темно-коричневыми обоями с абстрактным узорчиком. Из нее одна дверь вела на кухню, другая — в проходную комнату вроде гостиной, из которой мы попадали в небольшую спаленку, где стояли только широкая тахта и тумбочка. Была и ванная со стоячим душем, умывальником и унитазом. Должно быть, квартира давно пустовала — в нос ударил запах пыли и, что тут скрывать, застарелой грязи. Квартирка явно требовала ремонта.

Я подошла к окну и распахнула настежь обе рамы. Сразу пахнуло свежестью — ласковый ветер обдул разгоряченные щеки.

— Ну и как тебе? — спросил Александр. Выражение лица у него было очень неуверенное.

— Вид отсюда потрясающий…

— Правда? — Он обрадовался, совсем как ребенок.

Приблизился ко мне и обнял за плечи. Мы стояли и смотрели на море огней внизу.

— Приберем тут, вот увидишь, все будет блестеть, — сказал он.

Я покрутила головой:

— Думаю, здесь надо будет переклеить обои.

— Ну так переклеим, — с готовностью кивнул он.

И вдруг подхватил меня на руки и понес в соседнюю комнатку. Опустил на тахту. От поднявшейся пыли у меня защекотало в носу. Саша прилег рядом. Перед нашими глазами были серый потолок и голая, засиженная мухами лампочка на длинном шнуре.

— Слушай, мы столько часов бродили по городу, почему ты сразу не привел меня сюда?

— Боялся.

— Чего боялся?

— Что… не захочешь со мной здесь остаться… ты только и делаешь, что все время твердишь «нет»…

— Ага, значит, ты сначала решил измотать меня прогулкой через весь Париж?

— Что-то в этом роде.

Я положила ладонь на его лоб.

— Ты все решил за нас обоих. Пусть и дальше так будет, — с расстановкой сказала я.

Он бережно передвинул мою ладонь со лба на свои прикрытые веки. Они слегка подрагивали.

— Если б ты меня бросила, я бы уже навсегда остался один.

В наш отель мы вернулись на такси. Было слишком душно и жарко, чтобы спать вдвоем, — я ушла к себе в номер. На кровати, которую до этого занимала Надя, спать не захотела. Это была та самая кровать, которая стояла у стены, разделявшей наши номера.

— Возьми «Роланда», — сказал он, когда я была уже в дверях.

— Но это же твой «Роланд».

— Я купил его для тебя.

Я вдруг почувствовала чье-то холодное прикосновение в области сердца, будто кто-то болезненно сжал его. Страх. Нет, это не может долго длиться. Его доброта по отношению ко мне, забота. То, как он думает обо мне, как старается сделать мне приятное. И самое главное — его решение взять на себя ответственность за нашу совместную жизнь.

Кондиционер не справлялся с такой жарой, и в комнате было так же душно, как и на улице. Ночная сорочка прилипала к телу, простыни влажные, а волосы на затылке — хоть отжимай. Я сильно обросла — длинные пряди болтались на шее. Александр обратил на это мое внимание, сказав, что стрижка совсем потеряла форму. Пора было ей заняться, но я боялась, что ножницы парикмахера сделают явным что-то такое в моем лице, что до сих пор не бросалось в глаза, — проявят старость. Я была в постоянном напряжении, каждый следующий день мог принести изменения, о которых я и не подозревала. Со дна памяти всплыла однажды услышанная фраза: «Она постарела в одночасье». Сейчас я боялась этого пуще смерти. Сейчас. Когда отважилась без оглядки отдаться молодости. Любви. Мужчине. А смерть… ну что ж, я имела на нее право и могла это себе позволить. Позволила же себе моя мать…

В детстве я была уверена, что мама умерла от любви и что любовь — это такая штука, от которой умирают… Она выглядела такой спокойной. Лежала со скрещенными руками, перевитыми четками; деревянный крестик с миниатюрным оловянным распятием, качнувшись, соскользнул и повис между сложенными руками и лоном, которое четырнадцать лет назад произвело меня на свет. Думала ли я тогда, что мне тоже на роду написано умереть от любви? Если честно, не помню. Но я подумала так сегодня утром, сидя на кровати в гостиничном номере… Мама не выбирала смерть. И я тоже не смогла бы выбрать. Мне трудно было решиться укоротить даже волосы, не говоря уж о принятии решения укоротить себе жизнь. Столь мелодраматический выход из положения требовал отваги, а у меня ее не было. Вот поэтому я не могла чувствовать себя в безопасности, оставались только игры со временем. Игры со своим телом. Сумею ли я победить в игре со своим телом, где ставкой была молодость? Впрочем… пессимистический прогноз доктора Муллена, слава богу, пока не сбывался. Отдых на Майорке поставил меня на ноги, я окрепла физически. Эти мои вечерние прогулки… карабканье в гору теперь давалось мне без усилий, а ведь перед отъездом сюда я с трудом поднималась по лестнице, однажды даже на миг потеряла сознание. Так, может… может быть, случившееся со мной в Реймсе — досадный инцидент, который уже не повторится? Мое согласие начать совместную жизнь с Александром в большей мере опиралось на это «может быть».