Онлайн книга «Лето в Сосняках»
Наталья Кирилловна говорит так откровенно не потому, что Сталинская премия ей нужна, у нее их было две, а потому, что получение Сталинской премии означало признание ее работы, признание ее личности, а неполучение означало непризнание. – Работу закончим в срок, – сказал Миронов сухо, – что касается выдвижения на премию, то ни один работник завода не может быть включен в список института. – Что за чепуха! – возразила Наталья Кирилловна. – Таково решение партийной организации, – сказал Миронов, хотя такого решения не было. – Как вы съездили? В обращении с собой Наталья Кирилловна не допускала такого тона. Но уж очень нужен был ей Миронов. – Ужасные гостиницы, – сказала она. – И во всем подражание Москве. Поезжайте в Прибалтику – там все самобытно, а у нас под одну гребенку. Построили в Москве такие павильоны, – она обвела рукой павильон, в котором они сидели, – пожалуйста, и здесь тенты, мороженое и девицы. – Она кивнула в сторону девиц, на которых поглядывал Леня. – А чем вам не нравятся эти девушки? – спросила вдруг Лиля. – Вам они нравятся? – Очень. Молодые. Очень нравятся. Медали на груди Натальи Кирилловны звякнули. – Лепя, попросите счет! – Вы же их не знаете, – кривя губы, продолжала Лиля, – может быть, они совсем не то, что вы думаете! Пьют вино – разве это запрещено? Ведь мы тоже пьем. – Я предпочитаю девушку с книгой, а не с бутылкой вина, – сказала Наталья Кирилловна. – А они предпочитают бутылку вина. Кому до этого дело? Миронов взял у официантки счет. – Володя, Володя! – Наталья Кирилловна протянула одну руку к счету, другой раскрыла сумочку. – Вы у меня в гостях, – ответил Миронов, расплачиваясь. Наталья Кирилловна встала. Я жду от вас подробного письма, Володя. А еще лучше жду вас в Москве. Лиля сидела, опустив голову на руки. – Ты на меня сердишься? – Что ты, Лиля. – Я плохо вела себя, извини. Только, знаешь, сидит здесь. А что она видела, что знает? Она в автоматных будках не ночевала, ее, как мышь, не гоняли из угла в угол. Еще смеет осуждать! Любовника содержит, корова! Она порядочная, другие непорядочные! – Не расстраивайся, – сказал Миронов, – она маленько идиотка. – Думаешь, я не могла в Москве остаться? Сколько угодно! За меня большие люди хлопотали. Сама не захотела. – Слушай, она категорична, бестактна. Но она не делает людям подлостей – уже это хорошо. У нас с ней общая работа. – А я тебе помешала, – печально проговорила Лиля. – Нисколько. Не она мне нужна, я ей нужен. – Тебе еще попадет за меня. – За что это? – Устроил, встречаешься... Ведь здесь не Москва, всё знают. – Никогда не говори об этом. Никогда, слышишь! Она покачала головой. – Нет, Володя, не принесу я тебе счастья. Ты талантливый, все это говорят, а я тебе только помешаю. Видишь, даже вести себя не умею. – Мне никто не нужен, кроме тебя, – сказал Миронов. – Я совсем не такая, как ты думаешь. Ты не знаешь, что я повидала, чего хлебнула, и никогда не узнаешь. Я давно приехала и все не решалась встретиться с тобой. Обстоятельства заставили, не могла никак устроиться на работу. Я не хотела идти на наш завод, но никуда не брали. – Она закрыла лицо руками. – Не страшно, – сказал Миронов, – справимся. – Меня посадят, – сказала Лиля, – и тебя, если будешь со мной. Нет, нет, ничего не надо. Ничего не хочу. – Я люблю тебя, всегда любил, я ждал тебя, – сказал Миронов. – Ничего не выйдет, Володя, – она вынула платочек, вытерла глаза, – тогда не вышло – и сейчас не выйдет, и ничего ты не знаешь. – Прошу тебя, успокойся, поговорим в другой раз. Идет? – Идет, – прошептала Лиля и заплакала опять. А улица шумела и веселилась – главная улица областного города в солнечный воскресный полдень. Толпы людей растекались по магазинам, кафе, закусочным, и новые толпы вливались в нее из боковых улиц и переулков. За столиками кафе люди пили, ели, смеялись, разговаривали, дети играли в скверике, в воздухе дрожала мелодия песенки. И не верилось, что кому-то нет места, нет выхода, нет надежды. На следующий день он подошел к ней в цехе. – Прости меня, Володя, – сказала Лиля. – Это за что? – Прости, что я поехала с тобой, я не имела права. – О чем ты говоришь? – Я люблю другого человека, – прошептала Лиля. – Так. – Он видел, что она говорит неправду. – Это тебе не помешает встретиться и поговорить со мной. – О чем нам говорить? – Я прошу тебя. – Ну хорошо, – сухо проговорила Лиля, – завтра. ...Груды соли лежали на берегу. По реке, уже окутанной предвечерним туманом, тянулись баржи с нефтью, с серным колчеданом, лесом, углем. Лиля останавливалась, наклонялась, морщилась, жаловалась, что ей жмут туфли. – Ладно, – добродушно сказал Миронов, – эта дорожка не для твоих туфель. Они присели на доски, издававшие смолистый запах сосны и сухой, щекочущий запах свежих опилок. Лиля сняла туфли, вытряхнула песок. Миронов, улыбаясь, смотрел на нее. Не так уж, наверно, жмут ей туфли. Просто хочет удержаться в состоянии враждебности. Но это ей не удастся. Сейчас она рассмеется, улыбнется ему, как улыбалась позавчера в магазине и кафе, как улыбалась, когда они шли в толпе по оживленной улице и он держал ее руку в своей. – Ну, так что? – вытряхивая туфли, спросила Лиля. – Может, поженимся? – Я тебе все сказала: я люблю другого. – Это мы уладим, – засмеялся Миронов. – Нам нечего улаживать. С чего ты взял? Смешно. Ты совсем не то подумал. Мне хотелось посидеть за рулем. Ты сам предложил. Если бы я знала, что ты так поймешь, я бы не поехала. Я поехала с тобой просто по-дружески. Неужели мы не можем быть хорошими товарищами? Он взял ее за плечи, повернул к себе: – Я люблю тебя. Освобождаясь, она повела плечами. – Я тебе сказала: я люблю другого человека. И уеду к нему. – Врешь, конечно. Кто он? – Парень. Какая тебе разница? Простой парень. Не всем же быть знаменитостями. – И ты уезжаешь к нему? – Уезжаю. – Зачем ты устраивалась на завод? |