Книга Пантера: время делать ставки, страница 16 – Наталья Корнилова

— Вы… вы правду говорите?

— Мне нет смысла говорить вам неправду. Далее. Вы знали Марину Иванникову и Петру Ионеску?

— Н-нет, — помотал он головой, — я никаких таких не знал.

— А при вас Катя и Инна упоминали, скажем, имя Петька?

— Да… но…

— Так это и есть Ионеску. Вы, вероятно, полагали, что это мужчина. Ясно. Все пятеро погибших были знакомы между собой, хотя я подозревал это с самого начала. Теперь, Виталий, поговорим о том, как и где вы познакомились с Инной.

— Я? Я познакомился с ней… на выставке. Она была в Третьяковке… с этой — с Катей. Я приезжал тогда к брату, как и в этот раз. Они рассматривали картину «Иван Грозный и его сын Иван», как сейчас помню, и Катя спросила у меня нечто вроде: «А вам не жутковато смотреть на это, нет, молодой человек?» Я сказал, что это же — искусство. Живопись. А мой отец всегда приучал меня к эстетике и говорил, что если при созерцании картины Рембрандта, Тициана или Репина у меня не бежит по спине божественный холодок, то я — не человек, а просто куча глины.

— Очевидно, в таком же духе ваш отец воспитывал и вашего брата, Михаила?

— Да, — ответил Виталий, не улавливая нотки сарказма в голосе Родиона.

— Иначе и быть не могло, — бесстрастно откликнулся босс, смерив эпическое полотно «Мишану от друганов» ироничным взглядом. — Эстетическое воспитание полезно. Виталий, а чем занималась Инна? Ведь, насколько я понимаю, она где-то работала?

— Вы знаете, она часто переходила с одной работы на другую, искала, так сказать, свое призвание, — патетически ответил Храмов-младший, — и ее подруга, Катя… а что, правда, что у Инны был черный пояс по карате? А мне она казалась такой беззащитной! Она же… совсем, совсем другая. Пояс… по карате! Она же неловкая… не могла правое от левого отличить. Путалась.

— Правое от левого? — переспросил Родион. — Это интересно.

— Да, не могла. Это даже такая болезнь есть, когда человек упорно путает правое и левое. И никак с этим не сладить. Это как дальтонизм. А вы про Инну тут такое говорите. Она… она…

— Не отвлекайтесь, Виталий, — предупредил Родион, — не будем сочинять апологию Инны. Я же показал вам выписку из соответствующего документа на этот счет. Так что оставим этот вопрос. Значит, Инна не работала?

— Я же сказал…

— Это она сама вам говорила или вы знаете?

— Дело в том, что между нами было обоюдное доверие, — снова занудил Виталий. — Если бы я поставил под сомнение ее слова, если бы стал проверять, в самом ли деле она работает там, где говорит, то… то я мог бы оскорбить ее и спровоцировать разрыв!

Я закатила глаза: решительно, этот человек неисправим. Очевидно, нечто подобное чувствовал и Родион Потапович, потому что он посмотрел на меня с видом безнадеги. В его глазах было написано: «Разве можно в наше время быть таким прекраснодушным идиотом?»

Хотя чем-то этот Виталий мне даже нравился…

— Вот что, — сказала я, — вы, Виталий, не нервничайте и говорите, прошу вас, по порядку и по существу. Значит, вы не знали, где трудилась Инна и какие именно работы она сменила.

— Нет, но доверие, которое…

— А ее подруга Екатерина также не говорила вам об этом?

— Она работала в салоне сотовой связи, — досадливо поморщился Виталий. — Это мне известно, она давно уже работала там, около года.

— Ясно. А ваш брат… он был знаком с Инной и Екатериной? Насколько я поняла, ваш брат занимается тем, что… гм… является одним из учредителей букмекерской фирмы «Фаворит», не так ли?

— Я никогда не вхожу в дела брата.

— А чем, позвольте спросить, занимаетесь вы сами?

— О, это очень просто, — вмешался Родион. — Виталий Сергеевич известный в Петербурге пианист. Он выигрывал несколько международных конкурсов, в том числе в Вене и Лос-Анджелесе.

— Не выигрывал, вы несколько преувеличили, — скромно потупился тот, — а получал вторые премии. Гран-при мне ни разу не приходилось брать.

— Ну ничего, — утешил Шульгин, — какие ваши годы. Еще и Гран-при возьмете. Ведь ваша семья вообще очень талантлива. По крайней мере — разносторонняя.

«Да уж, — подумала я про себя, — разносторонняя, куда там. Отец — функционер и номенклатурщик с эстетским уклоном, старший сын — непонятно кто, но веет устойчивым бандитским душком, младший — этакий молодой Вертер, тип с романтической бледностью лика и идиотским розовым флером во взгляде на жизнь. Разносторонность! А тут еще и проект брака с милой девушкой, играющей на доверии, очаровашкой, непонятно за что получившей черный пояс по карате, несколько записей в личное дело по факту проституции, а потом и — две пули в спину. Разносторонность черт-те какая!..»

А Храмов-младший, скромно потупившись, заметил:

— Да. Отец воспитывал нас, чтобы…

— Кстати, а как ваш брат относился к возможной вашей женитьбе на Инне? — вдруг спросил Родион.

— Брат?

— Он самый.

— М-Михаил?

— У вас есть другие братья? — вставил босс.

— Михаил… не знаю, спросите у него самого… когда придет. Кстати, чуть не забыл, — оживился Виталий, грациозно откидывая волосы со лба, — Михаил сам нас и познакомил.

— Вы же только что сказали, Виталий, что познакомились в Третьяковке, — недоуменно заметила я.

— Да, но… Дело в том, что в Третьяковке я сам не посмел бы познакомиться с девушками и показал их Михаилу. Я вообще достаточно скован в обществе девушек, а Михаил — он посвободнее. В общем, я показал ему на Инну и Катю, а он засмеялся и сказал, что мигом с ними договорится. Я не поверил, он же сказал, что вообще познакомиться с девушками легче легкого, просто не надо подходить к этому так сложно, как будто это урок сольфеджио.

— Он так и сказал? — с сомнением спросил Родион. — Прямо про сольфеджио?

— Ну, быть может, и не совсем так, — засомневался Виталий Храмов, — он как-то иначе выразился, но смысл был именно такой.

— И он подошел к ним и познакомился?

— Да. Они смеялись, а потом подошли ко мне, и Катя сказала: «Что же вы, Виталий, побоялись познакомиться с нами около «Ивана Грозного»? Царя испугались?»

— Сдается мне, что этот Михаил Храмов уже был с ними знаком до того, — проворчал Родион себе под нос.

— Что? — не расслышал Виталий.

— Да так, мысли вслух. Ничего серьезного. Мне хотелось бы встретиться с вашим братом Михаилом. Ждать его бессмысленно. У вас есть его мобильный телефон?

— Д-да, — ответил Виталий, — сейчас дам. Одну минуту… ой! — вдруг проговорил он, прислушиваясь. — Кажется, нам повезло. Кто-то пришел. А ключи — только у Михаила.

— Виталька-а-а! — разнесся на полквартиры голос Храмова-старшего. — Тут? А кто это у тебя? Девчонку, что ли, завел? А и верно! — провозгласил он, входя в гостиную и упираясь взглядом в меня. — Ничего так. Да я тебе и говорил, чтобы ты не убивался больно. Девчонок-то много, из-за всех не переубиваешься! Слушай, подруга, — обратился он ко мне, не давая вставить слова никому из нас, — а тебя как зовут? Случаем, не Женя? А то у нас с братцем рокировочки происходят. Когда у него была Инна, у меня была Женя, а на днях я как раз Инну себе подцепил, значит, он теперь должен уважить брата и обзавестись Женей.