Книга Пантера: время делать ставки, страница 27 – Наталья Корнилова

Домой я попала приблизительно к половине первого. Прежде чем подняться наверх, в свою комнату, я зашла в кабинет к боссу и вкратце рассказала ему о сегодняшних впечатлениях. Он молча кивал головой и явно был погружен в свои мысли.

Значит, пища для мыслей была и без моих сообщений. Впрочем, он все-таки отвлекся и проговорил:

— Неприятная новость, Мария. Звонил я в ментуру насчет Бранна, чтобы его отпустили.

— Ну и?..

— Мне сказали, что никакого Бранна у них нет. Я попросил, чтобы меня соединили с капитаном Терентьевым, тем самым, который выступал на квартире убитой Амалии Шпеер, и получил очень своеобразный ответ. Меня заверили, что тут такой больше не работает. Понимаешь? Уволен. А Бранна у них нет, и никто не может сказать, в чем дело.

— Темнят, — сказала я.

— Темнят.

— И что вы думаете?

— А что тут думать? Перекрываются. Или умер, или еще что. Они же не церемонятся, когда хоть какие-то улики есть. Не удалось нам выручить старика-то. Не удалось. Да-а!

И он опустил голову и снова погрузился в свои размышления. Вырывать его из них было делом безнадежным, да и ненужным.

Я пожелала Родиону Потаповичу спокойной ночи и отправилась спать. Уходя, я оглянулась. Босс, казалось, и не расслышал моих слов. У него был чрезвычайно задумчивый вид.

* * *

Прошло пять дней. На протяжении этих пяти дней у босса был все такой же задумчивый вид. Только в глазах собиралось все больше угрюмой мрачности, и все чаще, чтобы как-то развеяться, он относил деньги в «Фаворит», делая ставки. Большею частью неудачные.

У меня же, откровенно говоря, было куда больше поводов для недовольства, чем у просиживающего кресло в своем теплом кабинете Шульгина. Я уже третий день подряд работала в ночном клубе «Эдельвейс».

Если уж говорить совершенно точно, то пока что в массовке, потому что Геннадий решил, что я еще не созрела до соло — и слава богу, что он так думал. Я работала только два дня, а на третий, выпавший на субботу, нас повезли в какой-то элитный клуб, бывшее бомбоубежище, ныне переделанное в центр отдыха для о-очень богатых господ. В этом центре мы, правда, выполняли только вспомогательную работу: в перерывах между кикбоксерскими поединками показывали те самые танцы, о которых говорил Геннадий: пляски с мечами, имитирующие гладиаторские бои.

Зря говорят, что работа в ночных клубах непременно — без вариантов! — связана с сексуальными домогательствами и неприличными предложениями. За эти три дня не было ничего подобного, и только как-то раз нетрезвый господин попытался сунуть мне сто баксов, но был выловлен охраной и выдворен из клуба.

Сто долларов охрана оставила себе.

На пятый день моей работы произошло то событие, ради которого, быть может, и была затеяна вся эта авантюра с трудоустройством. Событие случилось как нельзя более кстати, ибо я начала уже отчаиваться узнать что-либо качественно новое. Я не могла обнаружить никаких связей между «Фаворитом» и «Эдельвейсом», за исключением общей для двух этих предприятий фигуры Каморина.

В тот день Полина Львовна подошла ко мне в раздевалке и сказала сухо:

— Елена, вы работаете у нас совсем недавно, но я в целом вами довольна. Сегодня будет игровое шоу с мечами, и вы должны соответствовать. Будут нужные люди, и если вы произведете впечатление, то можете очень, очень неплохо заработать. Вы поняли?

— Я поняла, Полина Львовна! — пропищала я. — Поняла. А кто… кто эти люди?

Управляющая клубом осуждающе поджала губы.

— Леночка, не стоит стремиться знать слишком много, — заявила она. — Порой мне кажется, что вы и так слишком осведомлены.

«Ты, наверное, имеешь в виду свои подстольные отношения с господином Камориным, жаба, — подумала я. — Уж не его ли ты разумеешь под мутным определением «нужные люди»? Или еще кто-то, например, Храмов и его компаньон Ованесян? Хотелось бы надеяться, но кабы так — то слишком складно получалось бы… А так в жизни не бывает».

Шоу началось в одиннадцать вечера.

Его начало ознаменовалось великолепными лазерными спецэффектами — нависшая надо всем нежная алая дымка, клубы фосфоресцирующего тумана, время от времени пронизываемого вспышками разноцветных лазерных «молний». Лучи блуждали по стенам, ломаясь хаотично мечущимися линиями, отчего нарушалась ориентация в пространстве. И казалось, что пол уплывает из-под ног, а потолок и стены раздвигаются в пространстве. Из пятиполосных колонок плыл нарастающий рокот, плескало серебряное марево лучей, неожиданно взрывающееся ослепительной вспышкой, на мгновение превращающей воздух в некую светящуюся субстанцию. Финальным аккордом впечатляющей световой «заставки» обещанного «гладиатор-шоу» стали плавающие в воздухе голограммы, возникающие из упруго пульсирующих под потолком точек.

«Жан-Мишель Жарр недоделанный, е-мое! — мелькало у меня в голове. — Ишь наворотили, а! Но — красиво».

Я стояла, готовая выйти на сцену, и сжимала в правой руке меч, левая была продета в крепление щита. Оружие было легким, но выглядело очень натурально: делали по заказу, по оригиналам из музея.

На мне была одежда, скопированная с одеяний древнеримских гладиаторов: коротенькая пурпурная туника, почти ничего не скрывающая, шлем без забрала, на котором развевались красные перья, и блестящие налокотники; ноги были обнажены, обуты в сандалии на высоких вульгарных подошвах. Таких сандалий в помине не было в Риме, они были неудобны и мешали быстро двигаться, но высокая подошва, по мнению модельера, делала ноги более открытыми и соблазнительными.

Так же были одеты еще три девушки, а четыре танцовщицы в накинутых на абсолютно обнаженное тело черных сетках, в черных же вороненых шлемах с черными перьями, составляли «противоборствующую партию».

— Сегодня Полина чего-то бегает… — тихо переговаривались они. — Небось кто-то из жирных папцов приезжает на нас поглазеть.

— Да этот… Каморин.

— Я слыхала, девки, Хром будет.

— Кто-кто?

— Хром. Храмов Мишка. Он раньше в бандюгах бегал. С ним Лидка трахалась, а потом, говорят, он ее зарезал.

— Зарезал… Нашла Отелло.

Кто-то косился в мою сторону и бормотал:

— Ее оставили на соло победительницы… пять дней работает, а вылезла. Небось кого надо ублажила, стерва.

— Да заткнись ты, Верка! Вечно завидуешь! Еще Катьке Деевой завидовала, пока ее не застрелили прямо здесь!..

— Договоришься, сука!

Я стояла и с трудом сдерживалась от того, чтобы заехать кое-кому по наглой накрашенной физиономии. Хорошо, что в этот момент из-за шторы просунулась голова Геннадия, и он злым шепотом выдохнул:

— Хва-а болтать. Выход, девчонки!

И, обменявшись кто злыми, кто напряженными, кто ободряющими взглядами, мы стройно, в строго отрепетированном порядке вышли на сцену.