Онлайн книга «Остров Локк»
Путники, не торопясь, прошли вперёд, сели за столик у дальней стены. Сняли шляпы, распустили шнуры плащей. – А кто же это с ними в дорогу-то увязался! – радостно взвизгнул ближний к двери матрос.– Какая собачка увязалась, бе-еленькая! Подняв мягкое, спокойное лицо, девушка качнула головой, отбрасывая за спину тяжёлую пелерину соломенно-светлых волос. – Фью-фью-фью, синие глаз-ки! – занималось у моряков веселье. – Хозяин! – негромко позвал рыцарь. Из-за прилавка выскользнул трактирщик, ни жив, ни мёртв, с подёргивающимся лицом. Приблизился, стараясь не вставать к морякам спиной, пошевелил дрожащими губами. – Горячее есть? Трактирщик затравленно кивнул. – Что есть горячего – неси всего понемногу. Потом сыр, окорок, зелени побольше. Вина не нужно. Трактирщик шмыгнул в дверцу позади прилавка, а кто-то из резвунов вскрикнул: – Он вина не пьёт! Он ещё ма-аленький! И перебивали его: – Иди к нам, собачка! Монах тебе не годится, остальные маленькие. Иди, тебе будет хорошо! – Восемь раз хорошо!.. Вошедшие не отвечали. Они оставались непритворно спокойными, и это было странным. Над этим стоило бы призадуматься. Над буянами и взметнулось что-то такое, что на секунду заставило смешаться и примолкнуть, но опьянение – не столько вином, сколько силой, распирающей грудь и плечи каждого – это опьянение было редкостно сладким, и желалось ими сейчас больше всего иного на свете. Поэтому секундочка была короткой. И радостный вой, и рёв раздались за их столами, как только девушка откинула плащ. Бирюзовый, в тон глазам, пыльник, тончайшей, очень дорогой шерсти плотно обтягивал её выпуклые груди. – А вот я посмотрю, что она туда напихала! – заорал восторженно кто-то, привстал из-за стола, но его дёрнули обратно. – Почему это ты? Жребий бросим, кому смотреть первому! – Эй, хорошо! – Эй, правильно! – У кого кости? Начинает тот, чья шестёрка! Почти всё со столов смели на пол, на оголённых столешницах запрыгали видавшие виды игральные кости. А четверо спокойно ели. Матросы азартно, взахлёб, глотали вино, метали кости, по очереди, с проклятиями и стонами выбывали из жребия. – Эй, ловкий! – кричали выбывшие. – Сейчас мы твою собачку потрогаем за жи-во-тик! – А он нас не побьет? – О-о, это он может. Он вина-то не пил! – Ловкий! Может, ты нас побьешь? – Всех!! Жребий выпал. Встал, шало улыбаясь, крепкий, довольно молодой матрос, двинулся к девушке. Краснощёкое, деревенское лицо его искривилось в диковатой ухмылке. Матросы затихли, напряглись, ждали ссоры. – Ну, что? – поднялись к подошедшему синие глаза. – Потрогать пришёл? Что ж ты, трогай. Матрос растерянно топтался. И он ждал ссоры, а ссоры не было. – Ну что же ты, – ободряюще повторила девушка, отложила недоглоданную куриную ножку, вытерла пальцы и вдруг ухватила подошедшего за руку. – Вот, смотри. Она крепко притиснула его руку к своей груди. Потом переместила. – Вот, и эта точно такая же. Ничего не напихала, всё своё. Детина восторженно повернулся к друзьям, растянул в совсем уже безумной ухмылке рот. За столами восхищённо взревели, затопали. – Только знаешь что? – девушка потянула его к себе за рукав. Он наклонился. – Вы ведь второго не выбрали? Нет? А вдруг им опять будешь ты? Она развернула его от себя, откинулась на стуле и, подняв в длинном кожаном сапоге ногу, с силой двинула матроса в зад. Он, вдолбив в пол два спотыкающихся шага, обернулся. – Иди, милый. Бросай кости. – А вот уж нет! Его больше не считаем! – раздалось у моряков. – Как это не считаем? – рванулся к приятелям детина. – Тихо, тихо, – замахал один из них руками. – Чтобы не спорить, играем теперь на… – И он, склонившись, что-то тихо сказал. Видимо, что-то уж вовсе прелестное, так как вся компания просто взорвалась восторгом. Медленно пошёл по кругу стаканчик с костями. Вот кто-то выбыл, с дурашливым отчаянием выругался. Потом подхватил с пола и швырнул через весь трактир объеденный рыбий бок. Он, просвистав, шмякнул рыцаря в щёку и в нос. Тот, не переставая жевать, подобрал этот жирный, с кусками выкушенной мякоти хребет, аккуратно положил на кучку куриных костей перед собой. И он, и его спутники продолжали трапезу, спокойно и неторопливо. – Патер, – тихо произнесла девушка, доставая тонкий белый платочек. – Я, кажется, допустила грубость. Простите, патер… – Я этого не видел, дочь моя, – неожиданно густым и сильным голосом отозвался старый монах. Девушка радостно вспыхнула, протянула платок соседу и тот, кивнув, медленно стёр жирное пятно со щеки и носа. Вздохнул. Всё. Поели. – Наверное, нужно расплатиться, патер, – почтительно проговорил рыцарь. Монах помолчал, пометал чётки. – Да, сын мой, – сказал он наконец. – Расплатитесь. Трое за столом переглянулись, быстро вымыли руки, поливая друг другу прямо над полом из кувшина с ягодной водой, тщательно, досуха вытерли пальцы. Девушка, просунув руку под ворот, отстегнула застёжку, откинула пыльник. Что-то поправила на животе. Рыцарь встал, прошёл к скорчившемуся в своём уголке трактирщику, спросил: – Хороший гвоздь найдётся, хозяин? И, не дожидаясь ответа, снял висящую на длинном гвозде тяжёлую сковороду, скрипнув, двумя пальцами вытянул гвоздь из стены. А девушка уже подходила к матросам. Подошла, расставила ноги. Они замолчали, замерли. Юная, совсем девочка. Вот откуда её высокий рост – очень, очень длинные ноги. И полные. Не оторвать глаз. До колен – мягкие сапоги тонкой, искусно выделанной кожи, верх подхвачен под коленами узкими ремешками. А выше – расставленные, белее белого, округлые бёдра. Невиданные, странные белые чулки. Текут от верхнего края сапог до низа живота, и охватывают всё, и со всех сторон, и ещё выше – до пояса. (Откуда морякам знать, что такое лошер-клоты [80] А вот это что… Там… Выше, на животе, подпирая верхним краем объёмную грудь, плоская кожаная кобура. Не военная, нет. Скроенная на заказ, тщательно к её телу подогнанная. В ней, наискосок, стволами вниз – два пистолета. И курки взведены, и порох на полках подсыпан свежий. Никто слова сказать не успел, а пистолеты уже в её цепких руках и смотрят в глаза страшными чёрными дырами. Огромными. Чёрными. Жуткими. А девочка улыбается – задумчиво, нежно. Проскрипели, прогибаясь, половицы. Подошёл рыцарь. Остановился, прострелил взглядом лица. |