Онлайн книга «Люди Солнца»
– Не видишь разве? Куры. – А… почему они так лежат? Нет, снова, как в Адорском Городе, я прозевал эту крайнюю, злую секунду. Не нашёл нужного, уводящего в сторону слова. И нить событий, как и тогда, упустил. – Так ведь зарезаны! – деловито сообщила Омелия. – Для супа. Сейчас сварим и станем есть… Тот же самый животный визг, как в имение Регента, взвился над залом и впился мне в мозг. Исходя отчаянным криком, Ксанфия метнулась к двери. Замелькал и застукал в пол её костылёк. Рванувшись из-за стола, я бросился следом, ещё не зная, что буду ей говорить. И ещё многие, не совсем понимая произошедшее, покинули застолье и устремились следом за мной. – Ксанфия! – крикнул я, выметнувшись из дверей. – Подожди! Но девочка, пронзительно воя, бежала к каменной лестнице, ведущей на плац. Здесь она споткнулась, выронила костылёк и, прижимая к груди тревожно заклекотавшую курицу, сбивая коленки, полезла вверх по ступеням. Я добежал, но не решился схватить её. Оглянулся, встретил беспомощным взглядом наполненный болью взгляд Эвелин. «Не знаю, что делать!» – безмолвно крикнул я ей. А Ксанфия, без своей подпорки, подпрыгивая, как раненая птичка, на одной своей тоненькой ножке спешила, спешила к дальнему краю плаца. Я быстро шёл вслед за ней и что-то успокаивающе бормотал. Допрыгав до дверей в восьмиугольную башню, девочка метнулась в неё и, – я успел увидеть, шагнув, – скрылась в дровяном складе. Могильная тишина встретила меня, когда я приблизился к его двери. Но, стоило лишь мне шагнуть в проём двери, как на меня снова обрушился из темноты дикий визг. Я торопливо шагнул назад. Оглянулся. Все находившиеся ещё минуту назад в гостеприимном и мирном зале сгрудились сейчас здесь. – Штокс! – одними губами выговорил я. Мэтр подошёл, осторожно встал у двери. – Ксанфий! – негромко позвал он. Но ответом ему был всё тот же раздирающий сердце визг. – Я стану сдесь и буту фас сащищать! – крикнул он тогда в темноту. Визг смолк. – Никого не пущу сюта и путу стоять и фас сащищать!! Долгая, ломающая нервы пауза потекла в замершем воздухе восьмиугольной каменной призмы. Длинная, исполненная невыразимого напряженья минута. – Никто не идти, – сказал уже тише Штокс. – Я никого не пускать! Из темноты послышались судорожные всхлипывания. – Пусть выплакаться, – тихо сказал мне побледневший от состраданья Гювайзен. В этот миг людей в башне прибавилось. Вошли приехавшие с фермы Готлиб, Симония и оба жёлтых монаха, совсем недавно от Августа перешедших ко мне. (Я в последнее время их и не видел – они неизменно пребывали на ферме, вскапывая и удобряя коровьим навозом будущий большой огород.) – Что происходит? – спросил меня вполголоса быстро подошёдший ко мне Готлиб. – Ксанфия увидела на кухонном столе забитых кур, – тихо ответил я ему. – О Боже!! И подумала, что её Живулечку тоже убьют! – Вот именно. Не знаю, что делать! Беда, если схватится нервной лихорадкой. Она так мала! Чем лечить? – Гювайзен! – раздался вдруг из темноты голосок. – Я стесь, милый Ксанфий! – Они… – (всхлипывания.) – едят куриц!!! – Мой милый девойтшка! Но веть ты тоже их кушать. Вчера ещё софсем, фспомни! Чарли с топой рятом ситель и кришаль: «Хо-хо, секотня есть куриц!» И ты ель тоше. – Нет!! – закричала из темноты Ксанфия. – Я ела какое-то белое мясо! – Люти всекта етят мясо. Короф, сфиней. Окорокк, котлетка, колпаска… – Это плохие, плохие люди! Это нельзя, нельзя есть! Это живое! – Но, милый Ксанфий, если тшеловек не путет есть корофка и сфинка, он умрёт! И тут шагнул вперёд один из монахов и громко сказал: – Это неправда! Я вздрогнул. А он повторил: – Виноват перед вами за категоричное возражение, добрый и славный фон Штокс, но то, что вы только что сказали, – неправда. – И, шагнув к проёму двери, произнёс: – Наша добрая и любимая девочка! Я хочу сказать тебе очень важную вещь! – Ты кто? – после нескольких всхлипов спросила из темноты Ксанфия. – Меня зовут Ламюэль. Я из священников, которые служат Солнцу. И знаешь, какая у этих священников есть особенность? Они никогда не едят никакого мяса. И кур не едят, никто, совсем, никогда. – Не едят куриц? – О, нет! Ни за что! Куры живые, и коровки живые, и свинки. Чтобы их съесть – их надо убить. А мы против того, чтобы живых убивали. – И куриц? – И куриц. – А это правда? Здесь шагнул вперёд второй монах Августа и сказал: – Совершенная правда, наша милая девочка! Меня зовут Фалькон, я тоже священник Солнца. И мы с Ламюэлем с самого рождения не съели ни одной крошечки мяса. И – выйди, посмотри – нам от этого – никакого вреда! – Моя Живулечка боится, – сообщила Ксанфия голосом, просящим защиты. – Чего же она боится? – спросил её Ламюэль. – Они её схватят! И положат к тем, на столе, в кухне! – О, это можно всем запретить! Знаешь, кто у нас здесь самый главный? – К… то? – Хозяин нашего замка. Дядя Том. Ты же видела – что бы он ни сказал, ему все подчиняются. Даже Дэйл! – Да, – спустя паузу ответила Ксанфия. – Видела. – Так вот! Если дядя Том всем скажет не есть кур – никто никогда не будет их есть. – А он скажет?! – Ксанфия, – дрогнув голосом, произнёс я. – Я вот стою здесь, возле двери. И мне так жалко твою Живулечку, что к глазам подступают слёзы. И поэтому я прошу тебя мне помочь. – Как помочь, дядя Том? – Выйди ко мне. Мы вместе возьмём Живулечку и защитим её. И пойдём в дом и всем скажем, чтобы не ели кур. – А коровок? – Да, и коровок. – А свинок? – О да, и свинок, конечно. Снова полная, на полминуты, томительная тишина. Наконец Ксанфия робко спросила: – А ты стоишь там один? Повернувшись к сгрудившимся вокруг обитателям «Шервуда», я требовательно замахал рукой. Все, кивая, принялись, тихо ступая, выходить на плац. – Один! – сказал я тогда. – Ещё вот со мной наш добрый мэтр Штокс и люди, которые никогда не едят мяса: Ламюэль и Фалькон. Они хорошие, их не надо бояться. Выйдешь? Спустя минуту послышался стук упавших поленьев. Потом послышался шлепоток босой ножки, и Ксанфия припрыгала на свет. Я присел, протянул к ней руки. Быстро стерев кулачком слёзки, она прыгнула раз, другой – и протянула мне Живулечку. Сердце моё дрогнуло от её такой трогательной, хрупкой доверчивости. Взяв одной рукой Живулечку, я второй осторожно подхватил Ксанфию и выпрямился. |