
Онлайн книга «Развод»
— Что ж, прекрасно, — говорю я, и мы снова продолжаем смотреть телевизор. Среда, 5 января 1994 года 21.05 — Я думаю, Джим все время старается показать мне, что он меня любит, — говорю я Джейн, когда мы беседуем с ней, сидя в «Кувшине эля». — Откуда ты знаешь? — спрашивает Джейн, предлагая мне сигарету. — Ты же знаешь, я пытаюсь бросить курить, — отвечаю я, глядя на протянутую пачку. — Я приняла такое решение в Новый год, да и вообще… — Тогда извини, — смущенно говорит Джейн. — Я не знала. — Джим постоянно твердит… — я придаю лицу мрачно-роковое выражение и продолжаю низким глухим голосом: — ЭТО СВЕДЕТ ТЕБЯ В МОГИЛУ! Мы обе хохочем, после чего я все-таки беру сигарету из протянутой пачки. — Я думаю… — Только одну, — перебиваю я ее смеясь. — Я брошу курить завтра. — Я зажигаю сигарету и продолжаю свой рассказ: — Он, как и все парни, довольно неуклюж и неумел в постели, а потом уверяет меня, что ему казалось, будто «все было нормально». Джейн смеется: — «Все нормально» — очаровательно, когда же парни поймут, что у них пока получается не совсем нормально? Что ты ему на это отвечаешь? — Я отвечаю, что и мне кажется, будто все хорошо. — Для того, чтобы не разочаровывать его? — В том числе и для этого. Я уже много месяцев совершенно уверена в том, что люблю его. Но я приняла решение, что не скажу ему об этом до тех пор, пока он не будет готов сказать мне то же самое. — Поверь мне, он же еще мальчик, — говорит Джейн, — поэтому ты можешь ждать этого от него бог знает сколько времени. Очень и очень долго. Воскресенье, 1 мая 1994 года 23.39 Я лежу в постели и почти засыпаю, как вдруг вздрагиваю от удара чего-то об оконное стекло моей спальни. Я отодвигаю занавеску, всматриваюсь в освещенную луной темноту за окном и вижу Джима, стоящего на четвереньках в палисаднике. Накануне он сказал мне, что пойдет погулять с ребятами и они заглянут куда-нибудь немного выпить. Я не ждала, что он придет раньше следующего вечера, когда мы договорились пойти в кино. Я открываю окно. — Джим, — говорю я сердитым голосом. — Что ты делаешь? — Ищу что-нибудь, чем бы бросить в твое окно, — бормочет он пьяным голосом. — Ты пьян, — говорю я хриплым шепотом, но так, чтобы он расслышал. — Что тебе надо? — Мне надо сказать тебе кое-что, — отвечает он. — Я хочу сказать тебе, что… что… что я люблю тебя. Я только что подумал о том, что тебе следует это знать. — Ну, спасибо, — вздыхаю я. — Встретимся завтра утром. Я делаю вид, что снова ложусь в постель, а на самом деле продолжаю наблюдать, глядя в щель от занавески, как он ковыляет по палисаднику, а затем переходит дорогу, не меньше пяти минут роется в карманах, отыскивая ключ от входной двери. Когда наконец укладываюсь, то задаю себе вопрос, следует ли принимать всерьез признания в любви, сделанные спьяну. Уже засыпая, я решаю, что все-таки это лучше, чем ничего. Суббота, 4 июня 1994 года 14.28 Летний солнечный день. Мы с Джимом прогуливаемся вокруг озера в Кэннон-Хилл-парке. Теплая погода позвала всех из дома на воздух, и в парке множество молодых папаш и мамаш с колясками, малышей, разъезжающих на велосипедах, мальчишек постарше, гоняющих футбольные мячи. Кажется, что все жители Бирмингема пришли в парк отдохнуть и развлечься. — Я хочу спросить тебя кое о чем, — говорит Джим, — но прошу тебя, не делай пока никаких выводов и умозаключений, идет? — Идет, — соглашаюсь я. — Спрашивай. — Как ты думаешь, можно ли любить одного человека всю жизнь, до скончания дней? — Да, — отвечаю я без колебаний. — Следующий вопрос? — В общем-то, я только об этом и хотел спросить, правда, надеялся получить более обстоятельный ответ, а не краткое «да». Мне просто хотелось поговорить об этом. — Все мужчины одинаковы. Они любят спорить на разные темы ради самого процесса. Дело в том, Джим, что я и в самом деле думаю, что можно любить одного человека всю жизнь. Но в то же самое время отдаю себе отчет в том, что это весьма трудно. — Я думаю точно так же. Мы долго идем молча. — Так это все, о чем ты хотел меня спросить? — нарушаю я молчание. — Час вопросов и ответов закончен? — Не совсем. Хочу задать тебе еще один вопрос. Ты говорила кому-нибудь, что любишь его? — Ну, наконец-то началось то, что я называю разговором по существу. Первым человеком, которому я сказала это, был Майкл Пембертон. Мне тогда было пятнадцать лет, и мы провели вместе три дня. — Майкл Пембертон? Звучная фамилия, — улыбается Джим. — Он был очень хорошим. Мы ездили со школой на экскурсию в Кембридж, и Майкл делился своими бутербродами со мной, а не с приятелями. Я думаю, что это и вскружило мне голову, потому что тогда тот, с кем ты делился своими бутербродами во время школьных поездок, многое для тебя значил. Я помню, мы иногда уединялись и целовались, и как-то между поцелуями я сказала ему, что люблю его. Он посмотрел на меня пустыми глазами, а потом снова принялся целовать меня. — Ты знаешь, в чем была причина, верно? — Конечно, мне хотелось, чтобы он как-то отреагировал на мое признание, и то, что я не услышала ничего в ответ, не повергло меня в уныние, потому что мне настолько нравился сам факт моего признания в любви, что отсутствие ответного признания не имело для меня практически никакого значения. В тот день я была на седьмом небе от счастья. Да, именно так все и было. На следующий день он меня бросил. — Ты, должно быть, сильно страдала. — Да. Тем более что он даже не объяснил почему. Он просто сказал: «Я больше не хочу тебя видеть». — В закодированном виде это означало: «Ты оказалась неуступчивой». — Именно так. — Несчастная пятнадцатилетняя девочка. — Спасибо за сочувствие. Некоторое время я жутко переживала, ведь то, что я безответно объяснилась, сделало меня как бы покинутой. А само признание в любви было равносильно утрате невинности. Конечно же, не самый лучший опыт, приобретенный в жизни, но я надеялась, что, когда стану старше, все будет обстоять лучше. К тому же реакция Майкла сделала всю ситуацию более тягостной, а именно этого мне и хотелось тогда от жизни — немного драмы и даже трагедии. — И кто был следующим? — После него, я думаю, был Эндрю Джаррет, с которым я встречалась, когда мне было семнадцать лет. — Имя Эндрю Джаррет кажется мне совсем неблагозвучным. |