Онлайн книга «Гусарский монастырь»
|
— Да, это лучше! — И прекрасно! Так я сейчас же и в поход, времени терять нечего! Клавдия Алексеевна принялась поспешно надевать перед зеркалом шляпу. На ее счастье тот, кого она искала, встретился ей у только что устроенного тогда общественного сада. Штучкин стоял у входа, расставив ноги и поднеся, словно для поцелуя, набалдашник трости ко рту, с сосредоточенным видом глядел на плотников, мастеривших в саду перила и скамейки. — Чем это вы увлеклись? Здравствуйте, Андрей Михайлович! — духом выговорила, подойдя к нему, Клавдия Алексеевна. Тот оглянулся. — Да вот, наблюдаю… Гигантскими шагами мы идем за Европой! — Он покачал головой. — Удивительно! Сто лет всего прошло от дней Великого Петра, а уж, смотрите — общественные сады, мостовые… Он с таким видом указал рукою вокруг, будто видел перед собой не посыпанные песком дорожки, а несколько похоронных процессий. — Уж и мостовые? — усомнилась Клавдия Алексеевна. — Всего-то у нас одна Большая улица вымощена, да и та вся в ухабах! Я вас искала, Андрей Михайлович… — Меня? Зачем я понадобился? — Именно, понадобились. Но здесь говорить неудобно, пойдемте в сад… Штучкин не успел ответить, как проворная Соловьева просунула свою длинную руку под его локоть и повлекла его на боковую аллею. Там она подвела его к скамейке, стоявшей под тенистым кленом, усадила и опустилась с ним рядом. — Вы меня пугаете, Клавдия Алексеевна! — заявил Штучкин, глядя на торжественное выражение лица своей соседки. — Пугаться совсем нечего, дорогой Андрей Михайлович! Нам, мне и еще одной особе, очень нужно узнать кое-что… — Какой же еще одной особе? — А это секрет. Нужно, чтобы вы узнали некоторую вещь у некоторого человека. — И это тоже секрет? — Нет. Но открыть их вам я так не могу: вы должны сперва поклясться, что никому не передадите! — Клянусь моими сапогами! — сказал Штучкин, приподняв вверх два пальца. — Не шутите, шутки здесь неуместны! — серьезно сказала Соловьева. — Дело идет о добром имени девушки! Штучкин опустил руку и заинтересовался. — Ну, ну, говорите! — Нет, дайте сперва слово, что будете молчать! — Ей-богу, честное слово, вот вам крест! — залпом ответил он, кладя на себя крестное знамение. — Только скажите, для кого же это я хлопотать должен? — А вы не проговоритесь ей? Штучкин опять перекрестился. — Для Нюрочки Груниной! — шепнула ему ма ухо Клавдия Алексеевна, оглянувшись кругом. — Но, смотрите, ни-ни ей; иначе и я найду, кому порассказать ваши «тайны»! — Сохрани Господи! — неопределенно воскликнул Штучкин. Клавдия Алексеевна передала, что требовалось выполнить, причем подчеркнула, что такое деликатное дело могло быть поручено только ему, как осторожнейшему и умнейшему дипломату во всей Рязани. Штучкин погладил свои черные бачки. — Н-да… Конечно, мне трудные поручения не впервой… — самодовольно проговорил он. — Во Франции мне давали распутывать и потруднее затеи… Я сделаюсь, но — только для вас сделаю, Клавдия Алексеевна, попомните. Клавдия Алексеевна нежно потрясла ему руку. — Значит, тонко все обделаете, так, чтоб и заподозрить никто ничего не мог? — Клавдия Алексеевна, я стратег и политик! — внушительно ответил он, выпрямляясь и строго глянув на Соловьеву. Собеседники расстались; Клавдия Алексеевна поспешила обратно к Груниным, а Штучкин зашагал, выпятив грудь и покручивая тростью, в лавку Хлебодарова, где он рассчитывал найти Курденко. У мосье Мишу он застал только одного Радугина. Гусар сидел на обычном своем месте, за маленьким столиком в углу и в одиночестве допивал бутылку красного вина. — А, Михаил Илларионович? — произнес, входя, Штучкин. — Что, никого еще нет? А Курденко ваш где? — Вчера умер… — был ответ. — Душевно жаль человека! Штучкин глянул на него и захохотал. — Ну, уж вы и чудак, ей-богу! — он опять залился смехом. — Чему вы? — невозмутимо серьезно осведомился Радугин. — Заводчикову сказали про меня то же… — Ну? — А он домой ко мне… — И что же? Штучкин умирал со смеху и, не будучи в состоянии выговорить ни слова, зашлепал себя руками по щекам, наглядно изображая пощечины. — С полсотни получил! Радугин постучал стаканом о бутылку, и на звон явился Алексей. — Коньяку с лимоном! — распорядился гусар. — Так с полсотни, говорите, он получил? — И с лестницы потом кубарем! — Штучкин окончательно захлебнулся смехом. — А к вам он с претензией не обращался? — Ко мне? — удивился Радугин. — Я ж до сих пор думаю, что вы давно покойник! — Он пожал плечами. — Может, это, впрочем, вы в претензии? — как бы спохватился он. — Пожалуйста, присылайте тогда ваших секундантов! — Я доволен! — воскликнул Штучкин, вытирая слезы, выступившие у него на глазах. Алексей принес бутылку и пару стаканчиков: рюмок гусары не употребляли. Радугин налил их и чокнулся со Штучкиным. — За грядущее воскресение мертвых! — произнес он. — А ведь вы философ! Вас не понять! — заметил Штучкин, выпив свой стаканчик и ставя его на стол. — Значит, все, что непонятно, — философия? — Разумеется. Кто же понимает философов? — с полным убеждением ответил Андрей Михайлович. — Но не понимают и ослов: значит и осел философ? — То скотина. Вы ужасно любите завести человека в дебри. С вами страшно говорить! Радугин пожал плечами. — Тогда выпьем молча! За повторенным стаканчиком последовали дальнейшие, и Штучкин начал чувствовать необыкновенный подъем и легкость во всем теле; все ему стало казаться чрезвычайно простым, хорошим и приятным. На лице его расплылась блаженная улыбка. — А Курденко будет? — осведомился он, воззрившись на своего невозмутимого собеседника. — Что это он вас так интересует сегодня? — ответил вопросом же Радугин. Штучкин вспомнил, что он в должности дипломатического посла и хотел сделать серьезное лицо, но, сверх ожидания, улыбка оказалась сильнее его желания, и он вынужден был взяться за обе щеки рукой и провести по ним вниз, чтобы согнать ее. — Так… дельце к нему имею!… — вдруг, опять расплываясь от улыбки, добавил он. — Какое дельце? |