Книга 10 вещей, которые я теперь знаю о любви, страница 34 – Сара Батлер

— И чего они все забивают голову этой брачной ерундой? Не понимаю.

Не знаю, стоит ли ему верить.

— Мужик даже разжился койкой на ночь, — продолжает Охотник. — Временно, типа.

— Откуда ты все это знаешь?

Взгляд с прищуром из-под кустистых бровей.

— Тут говорят: хочешь узнать чего-то — иди к Охотнику.

Он поднимает и опускает плечи.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь.

Я киваю. В любом случае, Антона здесь нет.

— Так. — Охотник вылезает из кресла и хлопает меня по плечу. — Давай-ка отведаем изысканных блюд в этом шикарном заведении, а заодно ты мне расскажешь, чем тебе помочь.

На ужин дают тушеные бобы с помидорами и ломтиком белого хлеба. Охотник ест с напускной аккуратностью, после каждой ложки промокая губы бумажным полотенцем.

— Ну? — говорит он. — Валяй. Срази меня.

Я отрываю кусочек хлеба, макаю его в миску и смотрю, как он краснеет.

— Завтра я встречусь со своей дочерью.

— И?

— И… ну… — Я вдруг чувствую, как меня накрывает голубой волной паники. — Да посмотри, в каком я виде!

— Ты отлично выглядишь, Даниэль. И не любитель заложить за воротник. Я же вижу.

— Но я бродяга.

— А… — Охотник берет ложку, — то есть твоя дочка об этом не знает?

Я крошу хлеб в соус.

— Сколько ей лет?

— Двадцать восемь.

Он понимающе кивает:

— И ты давно ее не видел?

— Сложная история.

— Как всегда. Она хоть знает, кто ты?

— Я просто хочу выглядеть прилично. Не хочу все испортить, даже не начав.

— Ясно.

— Я собирался попросить Антона, — смеюсь я. — Собирался попросить его подстричь меня. Узнать, нет ли у него бритвы.

Охотник тоже смеется.

— Просто меня это как-то не слишком заботило раньше, — говорю я, наблюдая за тем, как Охотник доедает ужин. На его правом запястье три ряда светлых деревянных бусин. Он наверняка считает меня дураком.

— А ты мне нравишься, Даниэль, — говорит наконец Охотник, аккуратно кладя ложку поверх миски. — У меня хорошее чувство насчет тебя. Так, что нам нужно? Ножницы. Бритва. Пиджак и немного воска для ботинок. Доедай. Я скоро.

Я ковыряю бобы и смотрю, как Охотник обрабатывает комнату. К тому времени, как я закончил ужинать, он уже успел обзавестись поржавевшей бритвой, расческой, кухонными ножницами, мятой газетой и рулоном бумажных полотенец.

— Босс велит не сорить, — подмигивает он мне, улыбаясь. — Ну что. Ты мне веришь?

— Мы едва знакомы.

— Да разве в этом дело? — Охотник берет ножницы. — Я думаю, укоротим сзади и по бокам. Ты как?

Я вздыхаю.

— Ну что, погнали.

Он отодвигает мой стул от стола, расстилает на полу газеты, накидывает мне на плечи бумажное полотенце. Кто-то приносит из кухни стакан воды. Леди Грейс улыбается мне, покачивая свою коляску. Двое ребят отпускают шуточки про Охотника-педика, а он грозит им ножницами, смеясь.

Плеснув воды мне на волосы, он начинает яростно драть их расческой. Я стараюсь держать голову прямо. Постепенно делать это становится все легче.

— Раньше меня стригла мама, — говорю я.

— Только не надейся, что я уложу тебя в кроватку и почитаю сказку на ночь.

Охотник берется за прядь волос, и я слышу, как ножницы чикают по ней.

— Ты уже делал это раньше? — спрашиваю я.

— Это всего лишь волосы.

— Просто…

— Я знаю.

Теперь он работает быстро. Чувствую, как его пальцы трогают мою голову, шею, чуть заворачивают ухо. Это напоминает мне о маме. Она всегда кашляла, когда нервничала, а я старался не издать ни звука. У нее были тонкие серебристые ножницы. Помню прикосновения холодных лезвий к голове.

Охотник прекращает стрижку и обходит меня кругом:

— Можно было бы пройтись машинкой, но и так сойдет.

Я ощупываю голову рукой. Когда пальцы скользят по стриженым волосам, я понимаю, что давно уже не притрагивался к голове.

— Заглянешь в ванную? Или дождешься, пока я тебя побрею?

— Я могу сам побриться, — отвечаю я.

— Конечно можешь. Но я сейчас в ударе, Даниэль. Так что наслаждайся. Представь, что ты в каком-нибудь роскошном салоне…

Он похлопывает себя по щекам.

— Бритье, увлажнение. Эй, ты только посмотри на эту леди, — ухмыляется он.

Оборачиваюсь и вижу девушку со стойки регистрации. Она держит в руках пену для бритья и одноразовую бритву.

— Мне сказали, у вас завтра важная встреча, — произносит она с улыбкой.

— Это правда.

Охотник подходит к ней, пританцовывая, забирает пену с бритвой.

Он уже нарочно паясничает. Это его звездный час.

— Миска! — кричит он, взмахивая рукой. — Подайте мне миску с теплой водой!

Моя кожа так загрубела и пересохла, что даже пена и новенькая бритва не спасают: процедура все равно не из приятных.

Закончив работу, Охотник ведет меня в ванную. Мы стоим рядом, и я вдруг понимаю, что он младше меня, причем прилично. Седина обманчива.

— Пойдет? — спрашивает он.

Я провожу рукой по щеке, по подбородку:

— Ты отлично потрудился. Спасибо.

— Мы скинули тебе лет десять.

Смотрю на себя, и на ум приходят овцы после стрижки — бледные и беспомощные.

Ловлю в зеркале взгляд Охотника.

— У тебя есть дети? — спрашиваю.

Отводит глаза.

— Надо добыть для тебя чистый пиджак, — говорит он. — А еще тебе пора помыться. Могу покараулить у двери, если хочешь.

— А почему ты мне помогаешь? — спрашиваю я. — В смысле, спасибо, конечно, я очень благодарен.

Охотник склоняет голову набок:

— Благодарность. Разве этого мало?

Он делает упор на каждом слоге этого слова, темно-фиолетового, как синяк.

Я медленно раздеваюсь. Не привык быть голым, ощущения какие-то странные. Вода льется очень долго, никак не становится горячей. Наконец набираю полную раковину и натираю руки мылом. Оно пахнет яблоками. Стараюсь вымыться как можно быстрее, избегая своего отражения в зеркале. Потом извожу целую пачку зеленых бумажных полотенец, чтобы вытереться насухо, и еще одну — на то, чтобы отскрести грязь с рубашки и брюк. Когда я наконец одеваюсь, от влажной ткани холодок пробегает по телу.