
Онлайн книга «Не все мы умрем»
«Сейчас она вспомнит о собачке», — подумала Евгения, снимая туфли в прихожей, а рукой держась при этом за угол вешалки. — Ма! — выскочила из гостиной Саша. — А где щенок? Ты что, забыла? Она стояла перед Евгенией и требовательно смотрела на нее. — Нет, не забыла. В сумке лежит. Сашка взвизгнула и кинулась к сумке, которую Евгения оставила на подоконнике. Коридор был большой, светлый, с высоким и узким окном. Теперь и Михаил недоуменно уставился на Евгению. А девочка бесцеремонно потрошила сумку. Из нее вывалилась и косметичка, и кошелек, и небольшая картонная коробка. — Где щенок? — недоумевала девочка. — В коробке. Как лягушонка в коробчонке. Помнишь такую сказку? Сашка рванула с коробки крышку, на гранитный подоконник вывалилась игрушка с кнопочками. Она была сделана в виде щенячьей головки. — Что это такое? — растерянно спросила девочка. Евгения быстро шагнула к падчерице и спиной прижала ее к себе. — Это, моя радость, — стала она объяснять, — японская игрушка. Называется она тамагочи. Она учит детей обращаться с животными. Ты ведь не знаешь, что делать со щенком? Когда его кормить, когда выгуливать, когда с ним играть, как воспитывать. Вот я вначале тоже с детьми не умела обращаться. И мне моя мама купила куклу. Я ее кормила, наряжала, гуляла с ней, спать укладывала. И только когда я научилась, у меня появилась ты. И у тебя со щенком будет точно так же. В этот момент щенок залаял. Сашка от неожиданности отбросила игрушку на подоконник. — Что это он? — А вот посмотри — написано. Щенок хочет кушать. Значит, его надо покормить. Вот видишь кнопочку? Нажимай! Щенок довольно заурчал. Девочка засмеялась. — Видишь, как ему нравится? И так же он будет проситься погулять, ты возьмешь бабушку, и вы втроем пойдете в парк. Снова залаял щенок. — И нам за стол пора, — сказала Евгения. — Я сейчас вымою руки, и мы сядем. Сашка успокоилась и, стоя в прихожей у подоконника, стала нажимать подряд все кнопочки. Щенок лаял, скулил, тявкал, рычал, а ребенок визжал от удовольствия, пока Евгения мыла руки. — Ну как, нравится? — вернулась она к столу, где все уже сидели, а у падчерицы на коленях лежал тамагочи. Мать мужа, Антонина Васильевна, разливая суп, про себя перекрестилась: «Слава богу, щенок не настоящий!» — Очень! — Сашка согласно закивала. — Вот и я очень рада. И бабушка тоже, — взглянула она на свекровь. — А ты что скажешь? — спросила она мужа, который ел суп. Миша отложил ложку. — Я думаю о том, — сказал он, — как я несчастен, что мне уже нельзя подарить тамагочи. Представляешь, я прихожу домой, тебя нет, но зато у меня есть тамагочи. Тамагочи встречает меня в дверях и говорит: здравствуй, милый! Поцелуй меня! Я нажимаю кнопочку. Поцеловал. А тамагочи спрашивает: как у тебя на работе, любимый? Я говорю: у меня сегодня тяжелый день. Одно убийство, одно вооруженное ограбление, прокурор грозил выгнать с работы. Тамагочи вздыхает: успокойся, мое солнце, у тебя есть я. Пойдем поужинаем вместе. Мы идем на кухню, я готовлю тамагочи ужин, ее любимый суп из шампиньонов, мы едим и ложимся спать. В это время приходит с работы жена, молча переодевается, в одиночестве ужинает, крадется в спальню и слышит женский голос: спокойной ночи. И думает: вот хорошо! Ей даже не надо и это говорить. Ложится на бок и засыпает. Купи мне тамагочи! Сашка внимательно прослушала монолог отца и радостно захлопала в ладоши. Евгения тоже улыбалась. Ей выходка мужа понравилась. Во всяком случае, это не выяснение отношений, кто прав, а кто виноват, а упрек в достаточно мягкой и остроумной форме. Одна свекровь была недовольна. Евгения знала, о чем она думает. Примерно так: «Бедный сын и сказать прямо уже ничего не может. Басни рассказывает про игрушки. А все почему? Потому что она семью содержит. Господи, что за время, когда мужья зарабатывают меньше жен?» Вечером в постели Евгения прильнула к мужу: — Тамагочи спрашивает: как у тебя дела? Михаил, поглаживая голое плечо жены, лежал на спине и смотрел в потолок. На «тамагочи» улыбнулся. — Ничего хорошего. Начальство висяк подкинуло. Как никаких улик — так мне. Евгения приподнялась на локте и пальцем ласково постучала в лоб мужа: — Ты сам говорил, так не бывает. Преступник обязательно оставляет след. Что-нибудь да найдется. — Увы! — вздохнул Михаил. — Оперативники и эксперты все облазили. И никаких следов. Ни одного отпечатка пальцев. Отпечатков ног — и тех нет. Летал он по воздуху, что ли? — Ангел смерти, — предположила Евгения. — Вот-вот, ангел смерти. Нанес двадцать ножевых ранений, пулю всадил и улетел. И оставил нам только вопросы и ни одного ответа. Да еще книжку, которой лицо покойничка прикрыл. Евгения рухнула на кровать и тоже стала смотреть в потолок. Потом осторожно спросила: — На книжке отпечатков нет? — Разве что автора, — мрачно пошутил муж. — Ангел смерти книжку поддел ножом и закрыл ею лицо трупа. На страницах кровь. — Значит, действительно ножом, — отозвалась Евгения. — Какие еще улики? — А никаких! Нигде! Ни на кухне, ни в ванной, ни в туалете. — Но ты сам сказал — двадцать ножевых ударов. А нож? — А нож на убитом лежит. Ручка, естественно, тщательно вытерта. Обыкновенный кухонный нож. И пистолет валяется. — Там должна быть кругом кровища. — Кругом кровища и есть. — Но не мог же убийца нанести столько ударов и не запачкаться? Как же он дом покидал? Как по улице шел? — Может, одежду замыл? — вздохнул Михаил. Евгения засмеялась: — А потом высушил? У него что, стиралка с сушкой? — Нет у него никакой стиралки. Это бандит. Полжизни в колониях просидел. — Значит, его такие же бандиты и убили! — решительно тряхнула головой Евгения. — Я тоже так думал. Но ведь нет никаких следов борьбы! Лежит в постели голое бревно с двадцатью ножевыми ранами и все в наколках. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, церкви, скелеты пляшут, «не забуду мать родную», «почему нет водки на луне» и так далее. Вся биография. Евгения хмыкнула и снова приподнялась на локте. — Если он голый, тогда это женщина. — Ах ты мой пинкертон! — повернул седую голову Михаил. — Да какая женщина справится с таким бугаем? Ты знаешь, что у него за наколка на пальце? Ромбик. — Какой ромбик? — заинтересовалась жена. — А это значит, что субъект настолько опасен, что его метят этой наколкой другие зеки, чтобы нечаянно не нарваться и не отправиться на тот свет. |