
Онлайн книга «Леший и Кикимора»
Анна легонько толкнула его, он упал на надувной матрас. — Так лучше смотреть… Двойная нодья обещала жаркую ночь, и она была такой. Как и следующая. Казалось, они плавились от огня внутреннего и внешнего. Потом кидались в воду, плескались, пугая рыб… Днем гребли на лодке в дальние заводи, ловили судаков на удочки, умело оснащенные Витечкой. Сидели на берегу, и Анна расчесывала светлые волосы своего мужа. — Какой же ты хорошенький, Витечка, — шептала она. Здорово, да? — спрашивала она себя. Как здорово, что не она вышла замуж за того… Или, сказать иначе: как хорошо, что она не вышла за того замуж… С ним не было бы так хорошо, потому что Витечку она знает всю жизнь. А теперь она узнала еще одно — ему не нужна ни одна женщина, кроме нее. Да, это правда. Витечка удивил ее, сильно… Она и предположить не могла, что до нее у него никого не было. За ним бегали девчонки, несмотря на рост и телосложение. Она спросила его, когда они впервые почувствовали вкус друг друга, у нее дома, на диване. Он так решительно брал ее, что она… удивилась, когда он прошептал: — Ты — первая. И она, более опытная, чем он, поняла, это правда. Она помогла ему, направила его… И все получилось… Анна хотела спросить после, как он смог дожить до двадцати одного года и не… Но не посмела, когда услышала: — Анна, я однолюб. — А когда ты решил им стать? — Она всматривалась в его довольное лицо. — Когда я залез высоко на дерево… — Гм… помню. — Она захихикала. — Твоя мама побежала звонить в пожарную часть. Но ее удержали, ей объяснили, что человек не кошка, которая вопит от страха высоты. — Я тоже хотел вопить, — признался Витечка. — Брось. — Она не поверила. — Ты спроси: от чего? — настаивал он. — Ну, от чего? — От любви, — засмеялся он. — Ты что? Правда? К кому? — Я увидел, что внизу стоит толпа, какие-то крошечные человечки, не больше оловянных солдатиков. Из всех ты одна была похожа на настоящую. — Я была самая большая? То есть самая крупная, да? — спросила Анна. — Ага. И я решил, что ты будешь моей женой. Я тебя никогда и нигде не потеряю. Она хохотала и целовала его. — Не потеряешь, — обещала Анна, впиваясь взглядом в небо. Оно было высокое, темное, яркие звезды повторяли свет углей костра… Она думала, что у Витечки или природный талант любовника, или воздержание сохранило ему столько энергии. Ей было хорошо с ним. Ничего похожего на торопливую любовь с тем, который… Поезд стучал холодными колесами по мерзлым рельсам, Анна чувствовала, что дрожит, мелко-мелко. Как будто передразнивает какую-то вагонную железяку, которая обо что-то бьется. Анна едва удержалась от стона. Она помнила, кажется, все, что было тогда, в счастливом начале их жизни вдвоем. Запах костра, поджаренного мяса на вертеле, запах ночных фиалок, которых было столько на полянах в Разбойном Бору, что, казалось, их по ошибке занесли в Красную книгу, им там не место. Сначала она подумала, глядя издали, что это сиреневое марево от люпина. Но когда подошла ближе и когда каждая пора на коже принялась впитывать цветочную сладость, она подумала, что это свадебный букет. — Витечка! — закричала она. — Посмотри! Он тоже не мог поверить. Они глядели друга на друга, Анна прочитала в его глазах вопрос, но покачала головой. — Нет-нет, — сказала она. — Пускай останутся такими, не примятыми… Так куда все подевалось? Когда? Почему она все дальше отодвигается от него, отгораживается? Убегает? Она снова услышала Витечкин вопрос, который он задал ей в последний день перед отъездом из Разбойного Бора. — Помнишь, что сказал Данила? — Он много чего говорит, — бросила Анна. — Он сказал, что посеянное на растущую луну хорошо растет. Она засмеялась. Но в те две недели они ничего не посеяли. Вернее, то, что посеяли, не взошло. Потом началась обычная жизнь. Отец Витечки устроил ее на звероферму, что в пятнадцати километрах от Суходольска. — Ты бросаешь меня в городе? Одного? — спрашивал Витечка. — Я буду ездить туда и обратно, — обещала она. — Ради меня, да? — тихо спрашивал он. — Ну… да, и ради тебя тоже, — отвечала Анна. — А ради чего не «и»? — спросил он. — Не поняла. — Она помотала головой. — Ты сказала, «и ради тебя тоже». — А, ты об этом. — Она отмахнулась. — Должна же я мыться по-человечески каждый день. — Понял, — насмешливо сказал он. — Ради ванны и меня тоже. — Он ссутулился и вышел из комнаты. Но Витечка не умел долго дуться, поэтому через десять минут он просунул голову в двери кухни и спросил, улыбаясь: — Чем меня покормят? — Блинами, если хочешь. — Хочу. Он догадывался, почему Анна согласилась работать с енотами на звероферме. Он не мог удержать ее. Там она будет получать гораздо больше, чем в городе. Анна работала лаборанткой на кафедре зоотехники в сельхозинституте. Лаборант, даже с перспективой стать преподавателем, — ерунда для нынешней жизни даже в Суходольске. Сам Витечка работал в том же институте, только на факультете механизации, инженером. Ему платили чуть больше, чем ей. Он неплохо разбирался в компьютерах, но те, кому он помогал, тоже сидели без денег. Анна тогда напекла блинов, они были необыкновенно тонкими, как паутинка, и не рвались. — Ты так любишь енотов? — спросил Витечка. — Я писала о них диплом. На практике мы с Данилой проводили учет. Они мне на самом деле нравятся. Раньше енотов на ферме не разводили. Только норок и лисиц. Но сейчас они вошли в моду. — Ясно. — Он кивнул. — Хотел бы я быть твоим енотом, — засмеялся он. — Может, приготовишь мне клетку? Анна усмехнулась. — А вот эта тебе не подходит? — Она обвела руками комнату. — Подходит, когда ты здесь, — сказал он. — А я здесь. Но Анна не могла каждый день приезжать домой. Автобусы ходили плохо, особенно зимой, рано темнело — в декабре в Суходольске вечер уже в три часа дня. Город перевели на московское время вопреки природе, он подчинился, а природа нет. Они жили почти врозь. Такой брак, потом услышала она, называется гостевой. Сперва она удивилась, а потом подумала: как точно. На самом деле, она живет на звероферме, приезжает в город как гостья. И он к ней. Нечасто. Может быть, причина еще и в том, что она единственный ребенок в семье, а говорят, что такие люди — трудоголики от природы. А Витечка — второй ребенок в своей, он обречен в паре с такой, как она, оставаться на вторых ролях. |