Онлайн книга «Побег на рывок. Кн. 2. Призраки Ойкумены»
|
Станок меня убил, кивает Фернан. – Нет, не станок. Я объявлю о твоей смерти позже. Через год или два. Ты умрешь в отъезде: погибнешь на охоте или по нелепой случайности. Не проси меня поменять решение, это пустое занятие. Про отъезд в Эскалоне узнают завтра. Не попрошу, кивает Фернан. Защитить честь, думает он. Защитить со шпагой в руках. В руках, которых больше нет. На стене движется тень. Тень шпаги, которую он никогда не сумеет скрестить с другой шпагой. Мальчику кажется, что сегодня тень ближе обычного. Он моргает. Тень исчезает. – Ты покинешь Эскалону, – отец расписывает будущую жизнь, верней, смерть скупыми красками. – Покинешь Террафиму. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Новый дом. Имение. Новые слуги. Новое имя. Новая жизнь. Отец вскидывает руку к потолку: – Там. Воздетый ввысь указательный палец отца пронзает потолок, крышу, облака… «На небесах?» – хочет спросить мальчик. Вопрос застревает у него в горле. Он уже взрослый, он все понимает. Умолять бесполезно. Рыдать бесполезно. Отец так решил. Слезы приходят потом, когда маркиз оставляет сына. – …маркиз не объявлял о смерти сына… – Да, бес. Потому что я поломал его планы. На Сечене – осень. Унылая, промозглая осень. Небо ноября раскатано в хлам, будто проселочная дорога. Клочковатые тучи – ошметки липкой грязи. В воздухе висит стылая морось. Деревья и усадебные постройки едва проступают наружу, приближаются медленно, как черепахи. Колеса кареты вязнут в жирном чавканье. Возница хрипит, бранится, охаживает лошадей кнутом. С натужным скрипом распахиваются створки ворот – грузные, набухшие холодной влагой. Приехали. Кучер помогает Фернану выбраться из кареты. Мальчик не протестует. Он – калека, это навсегда. Без интереса он скользит взглядом по ветвям яблонь, голым и черным, по статуям грустных нимф, мокнущих под дождем, по дорожкам сада. Зябко ежась, Фернан идет к дому. Навстречу спешат слуги. Его слуги. Кланяются, гомонят наперебой. Язык незнакомый, местный. Все вокруг чужое. У него теперь даже имя чужое: Антон Францевич Пшедерецкий. Тут так принято: к имени прилагается «отчество». Если ты не простолюдин, конечно. Имя купил ему отец вместе с имением. Имение приносит доход, с которого убогий – вот беда-то, соседи! – Антон Францевич будет жить. Дон Антон, мысленно произносит мальчик. Дон Антон. Нет, не звучит. Даже не колокол – так, колокольчик под дугой. Надо отвыкать. – Барин! Барин приехали! – С прибытием, Антон Францевич! Добро пожаловать! – Милости просим! – Не разумеют они по-нашенски… – А с ручками-то что? С ручками золотыми?! – Ох, горе-злосчастье! – Не приведи Господи… Сдобная, как калач, баба выбегает навстречу с хлебом-солью. При виде пустых рукавов барина она роняет угощение в грязь. Фернан – Антон, напоминает мальчик себе – проходит мимо с равнодушием мертвеца. На ступеньках крыльца он поскальзывается и едва не падает. Расторопный красавец Прошка, тряхнув чубом, вовремя подхватывает увечного. Рядом – облупившаяся от непогоды колонна. По штукатурке чиркает узкая тень. Шпага? Нет, всего лишь качнулась ветка яблони, с которой взлетела ворона. В доме сыро, не топлено. Мальчик кашляет. Боль в груди. Першит в горле. Машинально он закрывает рот ладонью и промахивается. Ладони нет. Запястья нет. Со второго раза он прикрывает рот предплечьем. Надо учиться. Надо привыкать. – Печь растопите, бестолочи! – орет Прошка. В доме начинается суета. – Живо! Простудите мне барина, убью! Прошка местный, с Сеченя, но он хорошо говорит на унилингве. Вот он и повторяет для верности, чтобы барин слышал: – Убью! Не убьет, думает мальчик. Шутит. – Останешься при мне, – велит он Прошке. – Благодарствую за доверие! – Переводить будешь. Научишь меня вашему языку. – Все сделаю! В лучшем виде! Мальчика вновь сотрясает кашель. – Доктора вам надо, барин, – вздыхает Прошка. Чуб падает ниже, из-под русой пряди волос блестит синий глаз. – Велите, я распоряжусь? Из города вызовут, наилучшего! Мальчик безучастно кивает. – …это же ссылка… – Изыди, бес! – …нет, это хуже ссылки!.. – Изыди! – Бронхитик у вас, Антон Францевич. Ничего страшного, дело поправимое. Я вам микстурку пропишу, и еще полоскания. Чаёк с малиной – непременно! Все как рукой снимет, голубчик вы мой. Через неделю здоровы будете. Добрый доктор из сказки: уютный, домашний. Румянец с мороза, бородка клинышком, задорный блеск круглых очков-пенсне. Движения у доктора мягкие, округлые. Такой из гроба поднимет! Мальчику нравится доктор. Мальчик слабо улыбается. Тепло, покой, доктор из сказки… Если бы доктор еще следил за тем, что говорит. Как рукой снимет… – И вот еще, Антон Францевич. Меня, конечно, позвали не за этим. Прошу простить великодушно, но ваши руки… Думаю, вам можно помочь. Мальчик напрягается всем телом: – Вы… – При нынешней медицине Ойкумены… Отчаянно ноют мышцы спины. Мальчик до боли в пальцах сжимает кулаки… Кулаков нет! – Вы!.. Не смейте! Он заходится в приступе кашля. – Да что вы, Антон Францевич! – доктор отшатывается, всплескивает руками. Руки доктора гладкие, женские. В таких шпагу не удержать. – Успокойтесь, ради бога! У меня и в мыслях не было издеваться над вами! Как вы могли подумать?! Я же врач! – Врач?! – хрипит Фернан. С трудом выпростав из-под одеяла уродливые культяпки, он демонстрирует их доктору. – Биопротезы, – с твердостью, неожиданной при его внешности, произносит доктор. – Из вашего генетического материала. Они будут не хуже рук, данных вам при рождении. Может быть, даже лучше. Волна накрывает Фернана с головой, швыряет к доктору. Мальчика выносит на гребень бурлящего кипятка, варит живьем в бешенстве седой пены. – Это правда? Скажите: это правда?! – Немедленно вернитесь в постель. – Это правда?! – Немедленно! Я запрещаю вам вставать. Голос доктора толкает в грудь, возвращает под одеяло. – Это правда, Антон Францевич. Но я – терапевт, это не моя, извините, епархия. На Сечене есть инопланетные врачи, есть и оборудование. Все, что я могу, это узнать, где согласятся сделать такую операцию, и сколько будут стоить услуги протезирования, включая реабилитацию. |