Онлайн книга «Римский орел»
|
Он не стал говорить, что видел он не так уж много ее землячек. – Красивее тех, с кем забавляется твой друг? Их груди полнее моих, разве нет? Черепанов улыбнулся. Чуть-чуть. – Ты – лань, – сказал он. – Не корова. Какое мне дело, полна ли твоя грудь, если она – твоя? Щеки девушки порозовели. Это было заметно даже под слоем белил. – Марция! – крикнули снова. Один из трех бородачей-собутыльников. – Эй, варвар, не задерживай ее! Не ты один хочешь пить! Черепанов приподнялся на ложе, отыскал взглядом кричавшего и посмотрел на него. Только посмотрел, но бородач заткнулся. – Я пойду, – чуточку нервно проговорила девушка. – Отец станет меня ругать. – Парсий? – Да. Если ты хочешь женщину, он… – Я не хочу женщину, – сказал Черепанов. – Я хочу тебя. – Кончиками пальцев он снова нежно притронулся к ее локтю. – Ты придешь? Ничего не ответив, она быстро поднялась и пошла прочь. К ложу приближался Парсий. – Что еще тебе угодно, благородный господин? – Ты знаешь, – негромко произнес подполковник. – Она – моя дочь, не рабыня, – так же негромко, с достоинством произнес хозяин. – Я знаю. – Хочешь выбрать из тех, кто… – Не хочу, – отрезал Черепанов. – Твой друг… – Я не мой друг, – перебил его подполковник. – Однако тоже всегда добиваюсь своего. Но… – Он сделал многозначительную паузу. Парсий задрал бороду, намереваясь спорить… —…Но не силой, – закончил Геннадий. – Ты понимаешь? – Значит, ты решил остаться в одиночестве? – тоном заботливого хозяина осведомился Парсий. – Ты прав, – кивнул Черепанов. – Вероятно. Sint ut sunt, aut non sint [64] . Правда, это высказывание принадлежало не римлянину [65] . Но можно было надеяться, что грамматически в нем все правильно. И по смыслу – тоже. Парсий кивнул и оставил Черепанова в покое. Пить и веселиться. В одиночестве. Геннадий задремал. Тепло, вино, сытный обед, удобное ложе, почти забытое ощущение безопасности… Когда он проснулся, уже наступил вечер. Квадрат неба наверху, в потолочном отверстии, потемнел и налился синевой. Проснулся подполковник не по собственной инициативе. Его разбудили. У ложа стоял представительный мужчина в белой тоге. Рядом с ним – еще четверо, в кирасах, шлемах и при мечах, но без щитов. Один из этой четверки и разбудил Черепанова. Другой уже завладел его оружием. – Я – эдил Скаремия, – важно произнес представительный. – Ты – тот, кто называет себя Плавтом? – А в чем дело? – поинтересовался Черепанов. – Ты обвинен. По закону об оскорблении величества! [66] Встань и следуй за нами! За спинами воинов маячил Парсий с похоронным выражением на физиономии. Геннадий неторопливо поднялся, обулся. Он размышлял. Ну да, ничего удивительного: империя и есть империя. На дорогах разбойники, в лесах волки, но политическая полиция как всегда начеку. И высказывания Гонория в адрес августейших особ не остались незамеченными. Черепанов не знал, насколько сурово здесь караются диссиденты и оппозиционеры, но, судя по тому, как быстро отреагировала местная власть, – дело нешуточное. А коли так, то не следует качать права и уж тем более объявлять, что господа полицейские – точнее, господа вигилы – ошиблись адресом. Пусть думают, что он Плавт. Позже он развеет их заблуждение, а Гонорий тем временем сделает ноги. И позаботится о своей безопасности. Раз хозяин не указал эдилу на ошибку, а держит рот на замке, он поставит в известность Плавта о ситуации. Пока Геннадий завязывал шнурки, один из воинов зачем-то пощупал у Черепанова под подбородком. – Ха! – сказал он с легким пренебрежением, не обнаружив мозоли от ремешка шлема. – А говорили – легионер! – Разберемся, – буркнул эдил. – Давай, гражданин, пошевеливайся! Черепанова вывели во двор. У ворот стояла крытая повозка. При ней – еще двое вигилов. У колодца Геннадий увидел Марцию. Подмигнул. Девушка ахнула. Шагнула навстречу, открыла рот, собираясь что-то сказать, но отец схватил ее за руку и утянул в сторону. – А ну стоять! – раздался позади знакомый рык. Геннадий быстро обернулся. Его сопровождающие тоже. У входа в дом, под портиком, во всей своей жилисто-мускулисто-волосатой красе стоял Гонорий Плавт Аптус. Совершенно голый, зато с золотой цепью на шее и мечом в руке. – А ну стоять, недоноски! – прорычал кентурион. – Куда вы ведете моего друга, козлиное семя? Вигилы напряглись: даже голый, Плавт производил грозное впечатление. Эдил тоже забеспокоился, когда разглядел, что именно вычеканено на медали, украшающей волосатую грудь кентуриона. Обеспокоился, но достоинства не потерял. – Не нарушай закона, доблестный воин, – величаво проговорил он. – Сей гражданин, чье имя Гонорий Плавт, обвиняется в нарушении закона об оскорблении величества. У нас имеются свидетели, что оный Гонорий Плавт… Черепанов не без удовольствия поглядел на ошарашенного Гонория. Но смущение кентуриона длилось ровно секунду. – Что?! – взревел он. – Кто, пес твой дедушка, Гонорий Плавт?! – Кентурион побагровел. – Это я, раздери вас всех Орк, Гонорий Плавт! Акустический удар и содержащаяся в нем информация привели эдила в некоторое замешательство. Но он был тертый калач. И находился на своей территории. – Это так? – спросил он у Парсия. Тот кивнул с сокрушенным видом. Эдил не стал предъявлять претензий к хозяину гостиницы. Он был практичный человек и при исполнении. Вместо этого он повернулся к вигилам и указал на Гонория: – Арестуйте его! Однако вигилы, которые без всякого смущения взяли под стражу фальшивого Плавта, в отношении Плавта настоящего проявили куда меньшую прыть. Да и сам Гонорий, похоже, не слишком серьезно отнесся к словам местного «полицмейстера». – Да ну? – Кентурион скептически поднял бровь. – Арестовать меня? А ты шутник! – Я – эдил Скаремия, – возразил римский «шериф». – И если я сказал: «Арестовать!» – значит, ты будешь арестован! |