Онлайн книга «Легенды мрачной Москвы»
|
– Как червяк в яблоке живешь! – говорила Настя своему Барону. А Барон пускал ее в оборот и позорно существовал на счет несчастнейшего существа? Чего ему еще? А вот и обратно. В 1885 году в Павловской больнице умерла княжна Т-ева. В первый раз я ее встретил в «Каторге». «Котом» у нее был пьяница-певчий, бивший несчастную, если она ему приносила мало денег на игру в карты… В то время княжна, вечно пьяная и избитая, уже потеряла облик человеческий. Я обратил на нее внимание в «Каторге», когда она, совершенно пьяная, плакала и произносила целые монологи на французском языке с чисто парижским выговором… Рубикон человеческий она уже перешла и принадлежала бесповоротно трущобе… Так и умерла, несчастная, привезенная в Москву соблазнившим ее франтом и по обычным ступеням опустившаяся на дно болота, в засасывающий, зловонный ил, откуда нет возврата… Ужасен был тогда Хитров рынок! Теперь не то. И кабаков нет, и трактиры закрыты, и «кубические футы» воздуха соблюдаются, все выбелено, вычищено, освещено, и обходы полицейские часты. Ужасная вещь эти обходы! Измученные, усталые за день на поденщине или голодные, не добывшие ничего, люди кое-как разлягутся на нарах, и под нарами, и наслаждаются единственным своим счастьем – сном… И вдруг – облава. Сотни полицейских окружают ночлежные дома, становятся у выходов квартир, смотрят паспорта, делают перекличку. Целая бессонная, тревожная ночь… А какой ужас для тех, у кого нет паспортов! Если вовремя явится «стрема», крикнет кто-нибудь предупреждающее о полиции условное «двадцать шесть»! Беспаспортные выскакивают на улицу, на двор, лезут по обледенелым водосточным трубам на крышу, где все время обхода, в надежде спастись, лежат, прижавшись к трубе, на покрытой снегом крыше, ежеминутно рискуя упасть и разбиться вдребезги… Но полиция знает, что если люди лезут на крышу, то имеют на это основательные причины… – Эй, голуби, слетайте вниз! – раздается энергичное приказание, и гимнастика с риском пропадает даром… И в ночь на вчерашнее число, как раз в тот момент, когда мы смотрели «На дне» в Художественном театре, с крыш домов Хитрова рынка снимали «голубей»… В эту ночь был обход, результатом которого был арест почти тысячи беспаспортных бездомников. Всю ночь работала полиция, разводя этих полуголодных, полураздетых по участкам и направляя толпы иногородних беспаспортников в пересыльную тюрьму, для рассылки по месту приписки. Удостоверенные московские мещане и ремесленники явятся на другой же день на Хитров рынок, а остальные из своих губерний вернутся сюда же, через день, два, смотря по расстоянию… Многие отправлены в работный дом, откуда тоже многие немедленно вернутся в ночлежки… И так без конца! В числе забираемых облавой масса административно высланных, которым запрещено жить в столичных губерниях. Большинством из этих выбирается ближайшая к Москве губерния, особенно Зарайский уезд. Заберут десяток таких субъектов, отправят в пересыльную тюрьму, препроводят оттуда этапом в Зарайск, явятся они в Зарайске в полицию. – Пришли? – спросят. – Пришли! – ответят. Запишут их в полиции и скажут! – Ступайте! Глухой, злополучный городишко этот Зарайск. Копейки в нем заработать нельзя. И в перспективе у высланных или умереть с голоду, так как работы нет, или замерзнуть в снегу, так как ночевать негде, то и направляются они снова в Москву, на свой Хитров рынок. А в Москве можно и украсть, и «пострелять» милостыньку, и ночевать в ночлежке… Куда им больше деваться? Что делать? Паспорта у них волчьи: ни тебе квартиры, ни тебе ночлега!.. Зимой – ночлежный дом, кража и милостыня… А летом – «заячьи номера» в лесу: каждый кустик ночевать пустит… Или новое преступление, чтобы снова судиться, судиться до тех пор, пока, наконец, не сошлют в каторгу… А там надежда на побег… И при счастливом случае опять трущобы Хитрова рынка!.. Но есть там и постоянные жители, чувствующие себя как дома. Это люди, имеющие при себе кусок спасительной бумажки, называемой – паспорт… Я помню, тоже лет двадцать назад, в доме Буниных, на Хитровом рынке, в подвальной квартире, трущобе ужаснейшей, жил старик, его звали, и сам он себя звал, поручик Соломка. Он благодетельствовал, делая паспорта, и за каждый паспорт у него была такса, а именно: плакат – 3 рубля, вечность (вечный паспорт) – 4 рубля, а с заслугами и орденами – 5 рублей. Так все и знали цену, и покупателей было не мало! Есть «Соломки», конечно, и теперь. Без Соломок Хитровке нельзя. Но раньше все было открыто. Теперь время «хитрее» и труднее. Безопаснее всех, конечно, на Хитровом рынке нищим: и документы в порядке, и полиции известны, и ни на какое преступление не пойдут, да и незачем. Заработок хороший! Утром на паперти, днем – по купечеству, а к вечеру дома гуляют. Просящие же по вечерам – это уже неудачники, которые ничего не зашибли днем. Да еще безопасно живут симпатичные труженики – переписчики пьес и ролей для театральных библиотек и антрепренеров. Тяжелый труд – и всегда экстренный. Принесут вечером пьесу, чтоб к утру были роли расписаны. Вокруг немудрого стола с закоптевшей лампой садятся переписчики и строчат, не отрываясь, день и ночь. Вчера мы посетили и переписчиков. Давно они живут все в одном и том же нумере дома Ярошенко, в третьем этаже, в отдельной каморке при ночлежном доме. Мы застали их за экстренною работой: какую-то пьесу расписывают. Копеек по сорок за всю ночь заработают на человека. А утром снарядят одного из своих, кто обует, кто оденет, кто шайку даст – с миру по нитке – и отправят к заказчику с работой и за деньгами. Прокормятся ими, пока кто еще работы не даст. Плата – 50 копеек с акта, за переписку всех ролей. Театр, который так заступается за младшего брата, так его и эксплуатирует! Какая ирония… Здесь я встретил старого знакомого К., писавшего кой-какие статейки в журналах. Яко наг, яко благ! – Откуда? – Только что вернулся. Уходил из Москвы, побывал в Малороссии, прошел в Тифлис, в Баку, затем перебрался в Одессу, а оттуда – билет градоначальник дал – вернулся в свою родную Белокаменную, и вот, как видите!.. Увидал я тут и старика грибника с женой, старого знакомого. Давно живет на Хитровом, зимой поденщиной занимается, а летом – за грибами ходит. |