Онлайн книга «Легенды мрачной Москвы»
|
Н. И. Пастухов, издавая «Московский листок», одновременно во время ярмарки в Нижнем издавал «Нижегородскую почту». Как-то в «Осколках» Лейкина я напечатал шутку: «Цитаты из «Ревизора» нашим газетам». Против «Нижегородской почты» стояло: «Родная сестра тому кобелю, которого вы, наверное, знаете». Встретил меня у Тестова Николай Иванович, вынул из кармана «Осколки», указал эти строки, подчеркнутые красным карандашом, и спросил: – Ты? – Я! Что же, это шутка. – Шутка. Стало быть, моя «Почта» – сука, «Листок» – кобель, а я-то кто же буду?.. Стыдно, Володя, за хлеб, за соль так… – Слезы на глазах. – Николай Иванович, я не хотел вас обидеть… – Знаю, ради красного словца и себя облаешь… Идем селянку хлебать! Были еще в Москве «Полицейские ведомости», которых никто не выписывал и не покупал. В 1881 году в Москве была преобразована полиция. Уничтожили прежние кварталы и разделили Москву на 40 участков. Квартальных переименовали в участковых приставов и дали им вместо старых мундиров со жгутиками чуть ли не гвардейскую форму с расшитыми серебряными воротниками и серебряными погонами с оранжевым просветом. Это было после 1 марта 1881 года, когда все тщетно ждали реформ. И по Москве заходили четыре стишка: Мы все надеждой запаслись – Вот-вот пойдут у нас реформы. И что же. Только дождались Городовые новой формы. И действительно только. Переоделись старые городовые в новую форму. Пузатые, небритые квартальные надели почти что гвардейские мундиры, и только некоторые, из молодых, побрились и стали лихо закручивать усы. Некоторые отпустили бороды по примеру царского двора, где из бакенбардов стали все бородасты: царь носил окладистую бороду. И, конечно, ставши приставами, квартальные заважничали и подняли тариф: теперь фунтом чернослива или ногой телятины не отделаешься. – Гони наличные, купить сами умеем! Отдал я тогда в «Будильник» четверостишие, которое мне показали троекратно и зло зачеркнутым красными чернилами, да еще с цензорской добавкой: «Это уже не либерально, а мерзко!» А четверостишие было такое: Квартальный был, стал участковый, А в общем та же благодать. Несли квартальному целковый – А участковому дай пять. И вот в числе таких квартальных, переодевшихся в гвардейский мундир, был капитан Змеев – щеголь и козырь. В это время издавались «Полицейские ведомости», в которых только публиковалось о торгах и о пропавших собаках, да еще о сдаче квартир, и которых, конечно, никто не выписывал и не читал. И вот приставам было приказано понажать на обывателей, особенно на домовладельцев, чтобы они обязательно подписывались. Капитан Змеев в это время был приставом на Тверской-Ямской, где, особенно переулки, были населены потомками когда-то богатого сословия ямщиков, и вообще торговым, серым по тому времени, людом. Он поручил собрать подписку околоточным, но безуспешно. Ответы были такие: – На кой она нам! – Мы люди неграмотные, газетов отродясь не читали! – и т. п. И вот в одно из воскресений, после обедни, чуть ли не с городовыми на обширный двор участка были согнаны все домовладельцы. Поддевки, длинные сюртуки ниже колен, смазные сапоги и картузы – как Дикой из «Грозы» – наполнили двор. Вынесли стол с книгой подписки на газету. Вышел на крыльцо грозный и блестящий пристав. – Здравствуйте, почтенные. – Здравствуйте, вскородие… – Кто у вас на «Полицейские ведомости» подписался, руку подними. Поднялись две руки: трактирщик Осипов и лавочник Прокофьев. – Выходи сюда. Пошли без шапок, дрожат. – Ну, спасибо вам, молодцы! Можете идти домой! – Даже руку им подал на прощанье. Обратился к писарю и приказал каждому раздать по газете – кому хватит. – Здесь, вот видите, на первой странице высочайшие приказы и обязательные постановления напечатаны. Их обязан знать каждый обыватель. Берите газету, располагайтесь на травку и выучите наизусть пока первую страницу. Да чтобы без ошибок был! А кто выучит – пусть доложит мне, я проэкзаменую сам. – И крикнул городовым: – Никого не выпускайте со двора. Городовые заперли ворота. Пристав важно ушел в канцелярию. Ошалелые обыватели бросились к писарю. Некоторые стали по складам читать газету и заучивать. Писарь предложил желающим подписаться и с квитанцией идти к приставу в канцелярию. Конечно, сдачи с пяти рублей не давал. (Газета стоила 4 рубля в год.) Брали квитанции, шли в канцелярию и исчезали. Некоторые, упорные, пробовали учить заданное, но ничего не выходило. В результате весь участок Змеева подписался на «Полицейские ведомости», а выходившие из аудиенции через парадный ход участка прямо на улицу почесывали затылок. – Н-да… Что ловко, то ловко, а четвертной в кармане нет. Помню, и мне, журналисту, раз пришлось участвовать в полицейской взятке. Приставом 3-го участка Тверской части был долгое время Замайский. Большой театрал, меценат отчасти и очень любезный с представителями печати, которых побаивался. Было в Большом театре сотое представление «Демона», причем дирижировал сам Рубинштейн. «Русские ведомости» выдали мне 5 рублей на билет и просили дать отчет об этом спектакле. Нечего говорить, что за 5 рублей никакого билета достать было нельзя. Но все же я вошел в театр, где меня знали даже все капельдинеры, и первое действие простоял в проходе при входе. К концу действия вошел Замайский и стал рядом со мной. – Что же вы не сидите? – Места нет – не мог билета купить. – Н-да. Акт кончился, публика хлынула к выходу, и я тоже. Но Замайский меня остановил: – Погодите! Я в недоумении остановился. Замайский зорко оглядывал проходящих и вдруг поманил пальцем высокого молодого человека, шикарно одетого, в черном сюртуке. Тот вытянулся перед ним. – Что прикажете, Станислав Фомич? – В каком ряду сидишь? – В пятом-с. – Давай билет. Франт передал билет приставу. – П-шел, мерзавец. Тот нырнул к выходу, а пристав ко мне. – Вот садитесь, место хорошее, пятый ряд. Я стоял в недоумении. – Возьмите и садитесь. Будьте спокойны, билет правильный. Берите, – и сунул мне билет в руку. – Как же это? – удивляюсь я. |