Онлайн книга «Я исповедуюсь»
|
– Меня зовут Лоренсо. – Вы ошибаетесь. – Подполковник встал, занервничав. – Я не ошибаюсь. Ардевол продолжал сидеть с совершенно невозмутимым видом. – Я, собственно, зашел поприветствовать вас по дороге к моему большому другу, губернатору Барселоны. Он – мой большой друг, а также друг генерал-капитана, чей кабинет по соседству с вашим. – Вы – друг дона Венсеслао? – Ближайший. Пока подполковник садился в кресло с недоверчивым видом, Ардевол положил на стол визитку губернатора и сказал: позвоните ему и он вам все объяснит. – Не стоит. Объясните сами. Особых объяснений не требовалось, любимая, поскольку отцу с удивительной легкостью удавалось завлечь людей в свои сети. – О! – Феликс Ардевол расплылся в льстивой улыбке, ненавидя губернатора в душе. Тот подобрал с пола терракотовую статуэтку, разлетевшуюся на три куска: – Это что-то ценное? – Она стоит миллионы, ваше превосходительство. Феликсу Ардеволу стоило большого труда сдержать свое раздражение в присутствии этого неуклюжего медведя. Венсеслао Гонсалес Оливерес положил осколки статуэтки на стол и на своем цветистом испанском сказал необычным тоном кастрированного тореадора: мы склеим ее отличным клеем, как склеили раненную и истерзанную бунтовщиками Испанию. – Ни в коем случае! – вырвалось у Ардевола слишком уж пылко. – Ее восстановлю я, и через пару дней этот подарок будет снова стоять у вас в кабинете. Венсеслао Гонсалес Оливерес положил руку на плечо Феликсу и протрубил: дорогой Ардевол, этот языческий идол – символ Испании, израненной коммунизмом, каталонизмом, иудаизмом и масонством, которые вынуждают нас вести борьбу со злом. Ардевол принял задумчивый вид, что очень понравилось губернатору. Тот бесстрашно взял самый маленький осколок – отвалившуюся от фигурки руку – и показал его своему ученику со словами: вот так же было и две Каталонии – одна лживая, вероломная, цинично оппортунистская… – Я хотел попросить вас об одном конкретном одолжении. – …насквозь пропитанная материализмом, а потому разуверившаяся в религии и в этике, космополитичная по сути. – В обмен на услуги, которые я окажу. Просьба эта вас не затруднит: дать мне разрешение на свободу перемещения. – И другая Каталония, рождающаяся теперь, – достойная любви, восхитительная, здоровая, жизнеспособная, уверенная в себе, необыкновенно чувствительная, как эта статуэтка. – Эта финикийская терракота, очень дорогая, куплена была мной на собственные сбережения у одного врача-еврея, которому срочно понадобились деньги. – Евреи – предательское отродье, учит нас Библия. – Нет, ваше превосходительство: этому нас учит Католическая церковь. Библию написали евреи. – Правильно, Ардевол. Вижу, вы, как и я, – образованный человек. Но евреи от этого не перестают быть предателями. – Ну разумеется, ваше превосходительство. – И не спорьте больше со мной! – Губернатор на всякий случай поднял палец. – Хорошо, ваше превосходительство. Финикийская статуэтка, ценнейшая, очень дорогая, уникальная, редчайшая, времен Пунических войн. – Да, Каталония, мощная своими умами, богатая благородными и изысканными семействами… – Уверяю вас, что в моих руках она станет как новая. Вы видите, ей две тысячи лет. Она очень дорогая. – …обогащенная инициативами, избранная благодаря своей рыцарственности и участвующая благодаря свой интуиции, активности и страстности… – Я прошу у вас только паспорт для свободного пересечения границы, ваше превосходительство. – …в общей судьбе Испании, нашей матери-защитницы всех народов. Каталония, которая умеет пользоваться тактично, сдержанно и благопристойно своим любимым диалектом только дома в кругу семьи, чтобы не оскорблять ничьих чувств. – Чтобы я мог свободно въезжать и выезжать из нашей великой Испании. Хотя в Европе идет война – именно потому, что в Европе идет война, – я мог бы осуществлять некоторые торговые операции. – Как гриф, летящий на падаль? – Да, ваше превосходительство, и я отблагодарю вас с лихвой, предметами еще более ценными, чем эта финикийская статуэтка, за то, что вы выдадите паспорт на мое имя. – Каталония духовная, динамичная, исполненная предприимчивости, у которой должна учиться остальная Испания. – Я всего-навсего торговец. Но могу делиться своими радостями. Да, разумеется, без ограничения стран въезда, как у дипломатов. Нет, я не боюсь опасностей: я всегда знаю, куда мне нужно звонить. – С палубы большого корабля, как говорится, открываются новые горизонты. – Спасибо, ваше превосходительство! – Благодаря Франко, нашему любимому каудильо, эти горизонты, прежде низкие и мрачные, на нынешней заре стали лучезарны и доступны. – Да здравствует Франко, ваше превосходительство. – Я предпочитаю металл статуэткам, Ардевол. – Договорились. Да здравствует Испания! И по прошествии нескольких недель он сказал подполковнику Ансельмо Табоаде Искьердо, находясь в его кабинете, где не было книг: – Если хотите, я позвоню его превосходительству губернатору. Подполковник все еще сомневался. И тогда Феликс Ардевол напомнил ему: а еще мы большие друзья с генерал-капитаном. Так вам по-прежнему ничего не говорит имя Лоренсо? Секунда, нет, меньше краткого мгновения потребовалось подполковнику, чтобы изобразить на лице широкую улыбку и воскликнуть: вы сказали, Лоренсо? Да садитесь же, садитесь. – Я уже сижу. Разговор длился всего четверть часа. Перестав улыбаться после нескольких минут переговоров, подполковник Ансельмо Табоада Искьердо вынужден был сдаться, и Феликс Ардевол удвоил ставку на три последующие операции плюс дополнительная выплата в конце года в силу того, что… – Договорились, – поспешил сказать Ансельмо Табоада, – договорились. – Да здравствует Франко! – Да здравствует! – Я буду нем как могила, подполковник. – Так будет лучше. Я хочу сказать, для вашей безопасности. Худого человека в шляпе-зонтике, который называл себя Абелярдо, Ардевол никогда больше не видел, ибо его наверняка посадили в тюрьму за некомпетентность. Зато самому Ардеволу удалось добиться того, что коллеги его нового друга, майор и капитан, тоже из управления, а также один судья и трое предпринимателей передали ему свои сбережения, чтобы он поместил их в надежное место и под хороший процент. Судя по всему, он проделывал это в течение четырех-пяти лет во время войны, и потом тоже, как сказал мне Макс. Отец нажил себе немало врагов среди профранкистских военных и политиков, которые умели проворачивать финансовые операции. Возможно, из страсти к уравновешиванию он решил донести на четверых или пятерых университетских преподавателей. |