Онлайн книга «Колесница времени»
|
— А вон те не твои? — Данила кивком указал в партер, где у лож бенуара тоже стояла маленькая группка особняком. — Эти нет. — Питерские, — констатировал Данила, — по кислым усатым мордам сразу видно — питерские. По нечищеным ботинкам, засаленным пиджакам, футболкам грязным и немытым ушам. Им Большой до фени — они тут столичную либеральную крамолу приехали бдить. Нагайки в трусах прячут. — Голые ноги у балерин, — хмыкнул Герман, — разврат! Оскорбление чувств верующих. — А вон там слева в партере в пятом ряду с краю — видите деятеля? — Данила облокотился о парапет. — Зачем пришел на балет? Он с планшетом не расстается — объявил, что списки «пятой колонны» составляет. День и ночь в Интернете шурует — подсчитывает количество критических постов и комментариев, якобы за десятый миллион уже перевалил. Все, мол, продались, агенты кругом, все — «пятая колонна». Куда списки-то будет направлять — вот интересно? — Раиса Павловна его к диалогу хотела привлечь за «круглым столом», а он ее послал — мол, и комитет инициативный продался, тоже все там агенты влияния, только очень уж ловко маскируются. Раиса Павловна от таких обвинений аж дар речи потеряла, — снова хмыкнул Герман. — Другого бы в психушку давно упекли, под душ Шарко, на сеансы успокаивающей мастурбации, — Данила смотрел в партер, — а этого берегут. А вон того видите — один как перст в ложе бельэтажа. Спит старик. Когда-то про него говорили, «зажигал красиво». А сейчас порой проснется, лишь прохрипит: «Бешенство матки — оттого и майдан! Выберем царя!» — и снова в пограничное состояние между сном и явью — бултых. Катя смотрела в партер. Публика заполняла зал — премьера, ни одного свободного места. Очень много красивых женщин. — Сейчас начнется. Ну, я пошел, приятного вечера, — Герман скользнул взглядом по Кате. Катя кивнула ему — и вам того же, потом снова посмотрела в партер, затем вверх — на хрустальную, уже начавшую тихо гаснуть люстру, и… Она уловила движение Данилы. Обернулась. На его левой руке на сгибе между большим и указательным пальцами — белый порошок. И он втянул его, резко вдохнув. Закрыл глаза. — Доза в Большом — кайф. — Данила… — Я не наркоман, — он обернулся к Кате. — Я и не сказала этого, но… — Я ведь таким не был. Я был совсем другим. А вот как-то весь разрушился в последнее время. — Он положил руку на спинку кресла Кати. Свет погас. Оркестр заиграл увертюру. Занавес открыт. Покои дворца и прекрасная Мехмене-Бану… И еще более прекрасная Ширин и храбрый… — Фархад, — шепнула Катя. — Что? — Фархад, то же имя, как и у вашего убитого шофера. Кто его убил, по-твоему? Данила не ответил. Катя все ждала. Но — нет… Балет… Большой… Артисты танцевали на сцене. Танцевали любовь. И Катя постепенно увлеклась зрелищем. Оркестр, золото ярусов и лож, аромат духов, балет… Но внезапно… Катя снова ощутила это — как укол, как и там, в лесу, на берегу реки в Прибрежном — чей-то взгляд. Всей кожей, каждым нервом, каждой клеткой тела она почувствовала это — кто-то смотрит, кто-то следит за ней. За ними? Она покосилась на Данилу — он так и сидит, положив руку на спинку ее кресла. Вроде и объятие, и нет — такой жест. Затем она оглядела театр. Сотни зрителей — у многих в руках бинокли. Полутьма. Никогда не узнаешь, кто же это так пристально и недобро следит за тобой. Или это просто померещилось? Но нет, вот снова — как укол. И это ощущение не проходит, только усиливается. Балет… Музыка… Что же это такое за морок — мурашки по всей спине? В антракте они вышли в фойе. И Катя ловила себя на том, что все пытается вычислить, понять… Нет, невозможно. Если кто-то и следил за ними, то это — невидимка. А где Герман Дорф? — Выпьешь что-нибудь? — спросил Данила. — Нет. Но он повел ее в буфет и взял два бокала шампанского. Он выпил шампанское, как воду, — залпом. Катя так и стояла со своим бокалом. Она обратила внимание на то, как женщины смотрят на Данилу. Красавец, пользуется успехом у слабого пола. Они вернулись в ложу уже после третьего звонка. Когда заиграл оркестр, Данила снова положил свою руку на спинку ее кресла. На сцене танцевали Фархад и Ширин. Катя подумала о Жене. Она так мало говорила о своем шофере. И клуб «Шарада» она не посещала. Туда ходил ее муж — с этими двоими. Интересно, а Женя про эти походы в ночной клуб в курсе? И тут Катя почувствовала, как Данила положил ей сзади руку на шею. Потом его пальцы нащупали «молнию» на Катином платье и… Очень медленно он потянул молнию вниз, расстегивая платье. — Прекрати. Но «молния» ехала вниз, вниз… между лопаток и ниже, ниже… — Прекрати сейчас же. — Закричишь на весь Большой? «Молния» — длинная, платье вечернее. «Молния» — вниз, вниз, до самой поясницы. — Так я и думал. Нет бра под платьем. — Данила наклонился. Его губы коснулись кожи Кати между лопаток. Да, она не надела бра, но фасон вечернего платья такой, что… — Ты под дозой! Данила, прекрати. — Катя шипела как змея. Но он продолжал свое дело — поцелуи вниз, вниз. Катя оттолкнула его и вскочила с кресла. Уронила программку с парапета — кому-то на лысину. Она ринулась к двери. Расстегнутое до поясницы вечернее платье она придерживала спереди обеими руками. Но Данила оказался проворнее. Он тоже встал и преградил ей выход из ложи. Мускулистый накачанный торс, как скала, хоть бейся об него. И по наглой морде не съездишь, потому что платье надо держать. Данила обнял ее и… Этот поцелуй в глубине темной ложи Большого — скрытый, тайный, а может, и не такой уж тайный, может, и на виду у всего театра, у тех, кто смотрел сюда, а не на освещенную сцену. Его губы… Катя почувствовала, как он приподнимает ее и… Левченко он трахал в туалете клуба. А меня решил употребить тут, в Большом, нанюхавшись кокаина… — Я закричу. Пусти. Я тебя не хочу. А на сцене танцевали великую любовь, побеждающую все, все, все… Катя вырвалась из объятий. Нет, неверно — это он сам отпустил ее, у такого не вырвешься. Она вылетела в фойе. Испугалась — билетерша увидит ее, полураздетую. Но нет билетерши — только зеркало отражает позолоту и все эти смешные усилия, потуги, когда пытаешься застегнуть до предела расстегнутую сзади «молнию» на платье. |