Книга Белый Волк, страница 22 – Александр Мазин

Пока я переваривал случившееся, меня свинтили. Подскочили четверо, из Рагнаровых людей (откуда только взялись?), зажали в коробочку, сняли с пояса меч. Не скажу, что действовали они грубо, но и не церемонились. Вокруг мгновенно образовалась толпа. Я — в центре. У ног — труп. Вокруг трупа — красное пятно набухшего кровью снега. А в трупе — мой кинжал. Так сказать, взят с поличным. Ага, знакомая рожа. Ульфхам Треска. Постучал пальцем по лбу: в уме ли ты, хускарл? При всём честном народе человека зарезать. Но тут же крикнул кому-то, перекрывая гомон зевак:

— Дуй за ярлом!

Люди Рагнара держали меня под контролем. Ждали чего-то. Судейских, надо полагать.

Мне тоже оставалось только ждать. Продавец стрел глядел на меня с сочувствием: он всё видел.

Я тоже понимал, что дела мои — кислые. Здесь нет такого понятия, как превышение пределов необходимой самообороны. Есть понятие «убийство». Суд, возможно, учтет то, что я защищался. А возможно, и не учтет. Зависит от того, кто таков убитый. И какого хрена ему понадобилось меня резать?

Ага, вот и высокий суд! Преимущество маленького городка — здесь всё близко. А от резиденции Рагнара до рынка вообще рукой подать.

Однако Хрёрека еще нет…

Толпа раздвинулась, пропуская конунга.

С конунгом, помимо обычной свиты, сыночки: Бьёрн, Ивар, Хальфдан… Последний — с куском мяса в лапе. Должно быть, кушало благородное семейство, когда поступила инфа о преступлении.

Рагнар остановился напротив меня, уставился. Не человек — глыба. С глазками кита-убийцы.

Поглядел, качнулся с носков на пятки, ткнул толстым пальцем в покойника:

— Кто таков?

— Мой человек.

Это Хальфдан.

Скверно. Человек Рагнарсона — это не какой-нибудь бродяга. И даже не свободный датский бонд.

— Твой? — Это уже Ивар. — Что-то я его не помню.

Не понял. Что, Бескостный на моей стороне? Или простое любопытство?

— Я его недавно взял, — добродушно сообщил Хальфдан. — До того он с Торсоном-ярлом ходил. Племянник его.

— Жизнь за жизнь, — пробасил Бьёрн Железнобокий. — Так гласит Закон. За что он его убил?

Я открыл рот, чтобы пояснить, но меня грубо пихнули в бок: помалкивай, не к тебе вопрос.

— Я видел! — крикнул кто-то в толпе. Вперед вылез какой-то дан. Не викинг, судя по прикиду. — Этот, — взмах в сторону покойника, — к этому подошел, а этот его — ножом!

— Кто еще? — поинтересовался конунг.

Нашлись еще свидетели. Их показания не расходились со словами мужика. Хрен они что видели. «Врет как очевидец», — говаривал мой знакомый оперуполномоченный.

Однако Рагнар тоже был не лох в расследованиях.

— Ты! — Похожий на удерживающий мачту штырь-фиксатор Рагнаров палец нацелился на оружейника. — Ты был рядом. Что ты видел?

— Всё видел, конунг! — бодро отреагировал тот.

— Так говори!

— Значит, дело так было, — неторопливо, явно наслаждаясь тем, что оказался в центре внимания, начал продавец: — Подошел ко мне этот хускарл, стрел прикупить хотел. Ну, это понятно. У меня стрелы — одна к одной. Хоть весь рынок обойди — лучших не сыщешь! Для ворога — верная гибель, стрелы мои…

— По делу говори! — оборвал конунг.

— Так я и говорю, — оружейник даже слегка удивился. — Стрелы он у меня покупал. Три дюжины. По… — быстрый взгляд на меня, — …монете за пару.

Явно закинул цену, мерзавец. Ну и хрен с ним. Лишь бы показания правильные дал.

— Уже и столковались, — продолжал оружейник, да тут — этот дренг. Подошел сзади да как схватится за нож…

— Это не нож убитого, — спросил Рагнар. — Это его нож, — кивок на меня. — Я помню. Не лги мне, человек!

Надо же. Вот это называется — глаз-алмаз. Хотя — чему удивляться. Кинжал у меня характерный, а у здешних взгляд на оружие наметанный.

— Я и не говорю, что его, — не смутился продавец. — Я сказал только: схватился за нож, что у этого на поясе был. Выхватил и сразу ударил.

— И промахнулся? В горло себе попал? — Это опять Хальфдан. — Этот человек врет, отец!

— Может, и врет, — проворчал Рагнар, сверля хищными глазками торговца. — А может, и нет. Послушаем.

— Он в бок ударил, — обиженно пробормотал оружейник. — Сильно ударил. И попал.

— Попал, говоришь? — усомнился Хальфдан. — А почему крови нет?

— А мне откуда знать? Я, что видел, то и говорю.

Я хотел пояснить, но мне опять сунули кулаком, и пришлось помалкивать.

Рагнар подошел поближе, изучил мой бок, пояс, малость подпорченные рукавицы. Потрогал разрубленную бляшку-дракончика.

— Да, — согласился конунг. — Был удар.

Ага! Вот наконец и Хрёрек.

— Что бы ни сделал мой человек, я за него отвечу! — Ярл с ходу ворвался в круг и встал рядом со мной, отодвинув головореза, пихавшего меня в бок.

Я как-то сразу успокоился.

Рановато.

— Жизнь за жизнь! — снова заявил Хальфдан.

— Убитый — человек из дружины Торсона-ярла! — Хрёрек с ходу опознал покойника. Хотя теперь бы и я его опознал, потому что куртка на покойнике была распахнута, а под ней был славный византийский панцирь, который запомнил и я. Теперь понятно, почему его бывший владелец после хольмганга смотрел на меня так недружелюбно. За дядю обиделся.

— Был! — не согласился Хальфдан. — Я взял его в хирд.

— От этого он не перестал быть родичем Торсона, — сказал Хрёрек.

Надо же, мой ярл знал и это. Хотя — тоже понятно. Кто-то же выплачивал покойнику его долю от собственности: драккара Торсоновой дружины.

— Выходит, у него были основания отомстить за дядю! — Тут же заявил Хальфдан. — Вергельд ему никто не платил.

— Хочешь получить вергельд за Торсона, родич? — усмехнулся Хрёрек-ярл.

— За Торсона — нет, а за него, — кивок в сторону покойника, — возможно. Племянник был в своем праве, когда хотел отомстить за дядю.

Вот как. Ну конечно! Копни поглубже — сразу выяснится, что где-то зарыты бабки.

— Не торопись, сынок, — вмешался конунг. — Законоговоритель здесь я. А я говорю, что права на месть тут не было. Ульф Черноголовый (надо же, помнит, как меня зовут. Я даже загордился немного) бился заместо Торсона-ярла. И мстить за смерть должно было не выставленному поединщику, а тому, кто выставил. Кабы нашего брата Хрёрека здесь не было, тогда ладно. Но если каждый желающий отомстить станет выбирать себе кого пожелает из рода убийцы, то это будет уже не Закон, а беззаконие!

— Верно говоришь, отец! — сказал Ивар Бескостный, о котором говорили, что он платит вергельд только тогда, когда сам пожелает (считай — никогда), потому что плевать ему и на Закон, и на чужую месть. — Тогда это будет закон трусов. Ты — за такой Закон, братец?