Книга Граф-затворник, страница 8 – Элизабет Бикон

– И вы сделаете то же самое? – произнес он так, словно хотел как следует встряхнуть ее.

– Я должна, – спокойно ответила она.

– А я стою на том, что вы категорически ничего не должны.

– Ах, лорд Калверкоум, на вашем месте я бы тоже не понимала, как кто-то может действовать по-своему, без моего вмешательства.

– Ерунда, – грубо ответил он, но посмотрел на нее понимающе: она права. И от этого было только хуже.

В душе Персефоны что-то перевернулось, почти смягчилось, но она не хотела признаться даже самой себе, ибо это породило бы в сердце ужасный хаос. Вот почему она отказывалась принять очевидное обстоятельство – вместе они добились бы гораздо большего успеха, чем порознь.

– Когда женщина оказывается опасно близка к победе, мужчины всегда воспринимают ее слова как ерунду. Интересно, с чего бы это? – задумчиво произнесла девушка, изо всех сил стараясь скрыть свои страхи и сомнения за независимой улыбкой.

– Не знаю, – ответил граф с явным преодолением внутренней борьбы. – Действительно, женщины иногда несут такую нелогичную околесицу, что сводят мужчин с ума. А еще женщины используют любое оружие и возможность, только бы не признавать мужчину правым.

– У вас очень странное мнение о представительницах моего пола, милорд, – мило парировала она в надежде хотя бы сегодня лишить покоя своего противника.

– Должен признать, по причине своей невоспитанности и заниженных ожиданий я нахожу большинство леди глупыми и заносчивыми. Ваш случай я считаю несуразным своеволием, хотя, возможно, ваша семья слишком многого ожидает от представителей обоих полов. Ваши младшие сестры ведут себя с большой сообразительностью и изяществом, так что едва ли следует винить ваших родителей за ваши необдуманные поступки.

– Да, Пенелопа и Хелен – очень милые девочки. Вам не удастся вбить между нами клин, даже если будете превозносить их и принижать меня. Остается вас только пожалеть, милорд, ведь у вас не было братьев или сестер, с которыми можно отправиться хоть на край света, – ответила Персефона. Она хотела продемонстрировать графу целеустремленность и решимость встретиться лицом к лицу с неведомой силой, готовой на что угодно, лишь бы родные никогда больше не увидели Рича живым.

– Вы пожертвуете своим душевным равновесием, личной безопасностью и репутацией. Эта жертва может оказаться совершенно напрасной. Ричу, скорее всего, это никак не поможет. Представьте, каково ему будет, если он узнает о ваших попытках перехитрить врага, от которого столько времени прячется, – произнес граф. Он судорожно рукой взлохматил волосы на голове и принялся вышагивать взад-вперед по тропинке, словно для него это был единственный способ удержаться и как следует не встряхнуть девушку.

– Возможно, вы удивитесь, но я это вполне понимаю, – спокойно ответила Персефона.

– И вам все равно? Вы этим настолько увлечены, что готовы поступить по-своему, невзирая на возможные несчастья для остальных?

– Вам-то от этого хуже не будет, милорд. Вы явно не питаете ко мне приязни и совершенно равнодушны к моей судьбе.

Отчего-то ее слова заставили его остановиться, прекратить эти метания тигра в клетке. Он повернулся и уставился на нее так, словно она обвинила его в каком-то ужаснейшем преступлении.

– Возможно, я вам и не симпатизирую, но это не означает, что я не могу о вас волноваться – ясно же, у вас упрямство ослицы и разум маленького кутенка. Вам нужен человек, не ослепленный вашими чарами и совершенными прелестями. Тот, кто поймет: внутри у вас сердце чертовки.

– То же самое можно и о вас сказать, – безжалостно парировала она, и у нее появилось ощущение, что сейчас рухнуло нечто, ранее казавшееся очень многообещающим, просто лопнуло, подобно воздушному шарику.

– Ха! – вырвалось у него, и он снова принялся ходить взад-вперед, правда, сейчас его мягкая поступь больше напоминала дикого леопарда, а не разозленного тигра. Его мысли явно занимало не бедственное положение Рича, а недостатки его сестры. – Мы с вами ничем не похожи. Ни капли. Ни в каком смысле, – категорично произнес он и пнул перекосившийся в поребрике садовой дорожки камень, тут же чуть не скривился от боли, оказалось, тот сидит крепче, чем кажется.

– Ну, кое-что общее у нас точно есть, – с сарказмом начала Пер се фона и сложила на груди руки, ибо ей очень хотелось подойти к нему и заставить прекратить сию разрушительную для дорожки деятельность. – Как минимум ужасный характер.

– Мой характер испортился не без причины, а вот вам ничего не стоит привести в бешенство целый полк без особого труда.

– Нет, ничего подобного, – заспорила она исключительно из чувства противоречия, ибо знала: так и есть. – Мне даже не удается докричаться до тупоголовых и упрямых представителей мужской части общества, их глупость явно родилась раньше, чем они сами.

– Да, но они уже достаточно молчали и выслушивали слова подобные вашим, Персефона. – Он произнес ее имя несколько извиняющимся тоном, словно хотел смягчить нелицеприятность слов в ее адрес.

– И почему они это делали? – требовательно спросила она, опустила руки, чтобы сжать кулаки и притвориться, будто он не прав.

– Потому что вы прекрасны, как дюжина богинь вместе взятых, – ответил он и криво улыбнулся, якобы признаваясь в собственной глупости.

И ей почти захотелось превратиться в одну из пугливых дамочек, так восхищавших его.

– Только если бы я имела дюжину рук и ног, то непременно поколотила бы вас, – парировала она и едва не засмеялась.

– Вам меня не одолеть, – серьезно сообщил он.

О, каким же он становился искушением, когда внезапно превращался в беззаботного и неотразимого мужчину! Таким первоначально создала его сама природа.

– Может быть, но я все равно с радостью это сделала бы, зная, что вы пострадаете больше меня, – ответила Персефона. Она не позволит смягчить ее боевой дух!

– Держу пари, в детстве вы были маленьким дьяволенком и набрасывались на каждого, кто пытался вам что-то запретить на одном основании, что вы родились девочкой, – задумчиво произнес граф.

Персефона осознала: он опасно близок к пониманию ее натуры. Его острый ум вот-вот обнаружит: ее невозможно очаровать или уломать гневными выпадами и сильным напором. И к тому же в большей степени он прав. При каждой встрече они ссорились так, что летели искры, но он вполне понимал причину: из-за того, что она родилась женщиной в мире, где всем заправляют мужчины. Это отчего-то странно обезоруживало.

– Прошу, не считайте, что я с тех пор сильно изменилась, лорд Калверкоум, – произнесла она в некотором замешательстве.

– Тем не менее если бы вы родились не божественно красивой женщиной, а одним из никчемных созданий мужского рода, я счел бы это настоящим позором. Это лишило бы меня удовольствия лицезреть вашу красоту, мисс Сиборн, – произнес он довольно ровным тоном, словно они болтали о пустяках.