Онлайн книга «Мифогенная любовь каст»
|
– Добрый день, – произнес Дон и добродушно глянул на парторга голубыми глазами. – Дон, где ваша тень? – скованно «пошутил» Дунаев, глядя на землю, под ноги Дону. – Свою тень ношу с собой. Показать? Дон махнул рукой, и до самого горизонта протянулась иссиня-черная тень. – Могу ее отбросить на что хочу, – невозмутимо сказал Дон и махнул рукой в сторону солнца. В тот же миг солнечный круг стал черным, как дыра. Свет померк, и воцарились сумерки, тягостные и серые. Дунаев в ужасе осматривался кругом. А Дон сделал приглашающий жест, его тень свернулась в тончайший рулон и ушла под подошвы его туфель. Опять наступил яркий день. – А где твоя тень! – спросил Дон. Дунаев глянул вниз и увидел, что также не отбрасывает тени. Солнце достигло точки зенита. – Если ты – король, у тебя должна быть своя тень, независимая от Солнца, – без улыбки сказал Дон. – Король! – переспросил парторг. – Ну да, король. Ты новый король острова. Это твой остров. А ты – его король, – объяснил Дон. Парторг изумленно топтался и молчал. – Идем, я покажу тебе твой Покой, – сказал Дон и пошел прямо на парторга. Тот посторонился и зашагал рядом с Доном по склону «лба». – Почему остров похож на меня! – спросил Дунаев, заглядывая в лицо Дону. – Ты король, тебе лучше знать… – мягко отвечал тот. – Я думаю, было бы жестоко править островом, имеющим форму кого-то другого. Любой остров заслуживает правителя той же формы, что и остров. Например, король Земли это шар. Дунаев недоверчиво посмотрел на спутника. Они обогнули носовой утес и теперь подходили к гигантскому отверстию «правой ноздри». – А ты тоже король! – не выдержал Дунаев. – Нет, я не король. Я Дон. Дунаевым овладевало раздражение. – Честно говоря, мне это королевство на хуй не упало! – вдруг грубо произнес парторг. Дон удивленно взглянул на Дунаева. – Но мы еще не осмотрели твой Покой, – мягко возразил он. – Прошу! Недовольство исчезло. Парторг вздохнул и вошел в полумрак пещеры. Там он увидел гигантскую роскошную лестницу, уходящую вниз. Все было из белого мрамора – и лестница, и стены. Кое-где на стенах темнели гобелены. На одном из них Дунаев различил изображение рыцаря в остроконечном шлеме, надкусывающего край стола. На другом гобелене большая свинья стояла на краю обрыва и задумчиво смотрела в пропасть. Дон и Дунаев спустились по лестнице и пошли по коридору, высеченному словно из слоновой кости с инкрустацией. Затем они оказались в опаловом туннеле, стены которого сдержанно светились. Туннель изгибался, проходил мимо тупиков и ниш. Казалось, они попали в лабиринт, где живет только тайное сияние опала и приглушенное пение, доносящееся издалека. В матовой глубине стен порой проступали светлые знаки, напоминающие водяные знаки на деньгах. Вскоре путники вышли в зал, уставленный длинными столами. На столах лежали увеличенные копии жуков, божьих коровок и черепах, сделанные из крашеной керамики. В глубине зала виднелось подобие алтаря, где стояла хрустальная ваза в форме кирзового сапога в натуральный размер. Внутри сапога ярко блеснуло. Дунаев заглянул в сапог и увидел золотое кольцо, нестерпимо сверкавшее, будто освещенное направленным лучом света. Парторг хотел дотронуться до сапога, но пальцы ударились о невидимую преграду. Он оглянулся и обнаружил, что Дона в зале нет. – Дон, – негромко позвал парторг. Тишина. Дунаев подошел к стене за «алтарем», полностью скрытой занавесом из серой парчи. Отдернув занавес, увидел круглое окошко с матовым стеклом. Открыл окошко и пролез в помещение, простое, шарообразное и белое. В следующий момент Дунаев понял, что является точкой в центре этой белоснежной сферы с идеальной, без всяких окон, поверхностью. Не то чтобы он превратился в эту пустую спокойную точку – нет, он был ею всегда. Здесь отсутствовали звуки, вещи, источники света. Все оставалось сферическим и пребывало в абсолютном покое. Свежесть простого и как бы новорожденного воздуха застыла здесь. Этот покой не нарушался ничем. И длилось это множество вечностей… Внезапно Дунаев очутился в другом месте. Он снова находился в себе, в своем теле, а тело стояло на пороге уютной комнатки, освещенной ночником. Комната оказалась копией Машенькиной спаленки, только в натуральный человеческий размер. Парторг подошел к кроватке, где спала Советочка. На тумбочке белел сложенный пополам лист бумаги. Парторг развернул его и прочел: В. П. Дунаеву В тиши заветных кабинетов, На шумной площади людской, Ночью и днем, зимой и летом, Для нас важней всего – Покой. В плену у музы дальних странствий И в вихре жизни городской, В изменчивости, в постоянстве Для нас важней всего – Покой. На пике виража крутого, В тени деревьев над рекой, Средь своего, среди иного: Для нас важней всего – Покой. Средь стонов бури, в блеске молний Или на плоскости сухой, Во сне и наяву – запомни: Для нас важней всего Покой. И если что-то не в порядке, Чего-то нету под рукой, Найдешь слова в своей тетрадке: Для нас важней всего Покой. Почерк детский, старательный. Среди узоров на обоях вдруг появились кривляющиеся рожицы, втягивающие со свистом воздух. Парторга «засосало», он выпал в трубчатый коридор, где гулко стучали сотни молоточков, и полетел к выходу из пещеры. Увидел синее небо, вдохнул соленый морской воздух. И вышел наружу. Он осознал, что вышел из собственного «уха» и стоит теперь на мочке, у самого края воды. Листок со стихами он все еще сжимал в руке. На обратной стороне листа тоже были стихи, написанные другим почерком, впрочем тоже детским: Посмотри – к берегам этой влажной реки Устремляются ныне полки. Эти воды, что Солнцем когда-то звались, Поднимают знамена их ввысь. Они шли по Краям и по мелкому Дну И лелеют лишь думу одну — Телом бывшей Царицы скорей овладеть, Ее латы стальные надеть. И тогда Бессловесные выпьют Росу И наточат стальную косу: Срежут астру, с азов уничтожат Кубы, |