Онлайн книга «Забытый язык»
Смириться надо. Помолюсь подземным, Чтоб мне простили попранный завет, Но власть имущим покорюсь: бороться Превыше силы – безрассудный подвиг. Исмена приняла власть мужчин как наивысший закон; она приняла поражение женщин, которые не должны «с мужами враждовать». Ее приверженность богиням выражается лишь в том, что она просит их «простить попранный завет», простить ее, подчинившуюся власти господина. Гуманистический принцип матриархального уклада, в центре которого – величие и достоинство человека, прекрасно и сильно выражен в песнопении хора, прославляющего могущество человека: Много в природе дивных сил, Но сильней человека – нет. Он под вьюги мятежный вой Смело за море держит путь; Кругом вздымаются волны — Под ними струг плывет. Почтенную в богинях Землю, Вечно обильную мать, утомляет он; Из году в год в бороздах его пажити, По ним плуг мул усердный тянет. Развязка конфликта между патриархальным и матриархальным началом наступает в ходе дальнейшего развития пьесы. Антигона утверждает, что закон, которому она подчиняется, – это не закон богов Олимпа. Ее закон «был ими к жизни призван не вчера: живет он вечно, и никто не знает, с каких он пор явился меж людей». Можно добавить, что корни закона, согласно которому умершего надо похоронить, возвратить матери-Земле, – именно в принципах матриархальной религии. Антигона воплощает единство всех людей, всеобъемлющую материнскую любовь. «Делить любовь – удел мой, не вражду», – говорит она. Для Креонта наивысшее достоинство – подчинение власти; если людское братство и любовь вступают в конфликт с послушанием, они должны уступить. Ему необходимо одержать победу над Антигоной, чтобы поддержать свою патриархальную власть и вместе с ней – свою мужскую суть: Не мужем буду я – она им будет, — Коль власть мою ей в поруганье дам. Креонт недвусмысленно излагает принцип авторитарности, патриархального уклада: Ты прав, мой милый. Пред отцовской волей Все остальное отступать должно. Затем и молим мы богов о детях, Чтоб супостатов наших отражали И другу честь умели воздавать. А кто и в сыне не нашел опоры — Что скажем мы о нем? Не ясно ль всем, Что для себя он лишь кручину создал И смех злорадный для врагов своих? Нет, нет, дитя! Не допусти, чтоб нега Твой ясный разум обуяла; женской Не покоряйся прелести, мой сын! Кто с лиходейкой делит ложе – верь мне, Морозом веет от таких объятий! Нет горше язвы, чем негодный друг. Отринь и ты ее, презренья полный: Она нам – враг. Пускай во тьме подземной Себе другого ищет жениха! Я уличил ее уликой явной В том, что она, одна из сонма граждан, Ослушалась приказа моего; Лжецом не стану я пред сонмом граждан: Пойми меня, мой долг – ее казнить. И пусть взывает к родственному Зевсу: Когда в родстве я зародиться дам Крамоле тайной – вне родства, бесспорно, Еще пышнее расцветет она. Нет. Кто в кругу домашних безупречен, Тот и гражданский долг исполнит свято; Напротив, кто в безумном самомненье Законы попирает, кто властям Свою навязывает волю – мною Такой гордец отвержен навсегда. Кого народ начальником поставил, Того и волю исполняй – и в малом, И в справедливом деле, и в ином. Кто так настроен, тот – уверен я — Во власти так же тверд, как в подчиненье. Он в буре брани на посту пребудет, Соратник доблестный и справедливый. А безначалье – худшее из зол. Оно народы губит, им отрава В глубь дома вносится, союзной рати В позорном бегстве узы рвет оно. Но где надежно воинство – его там Ряды блюдет готовность послушанья. Храни же свято стяг законной власти, Не подчиняя женщине ума. Уж если пасть нам суждено – от мужа Падем, не в женской прелести сетях! Глава семьи и глава государства – вот две взаимосвязанные ипостаси, имеющие наивысшую ценность, которые олицетворяет Креонт. Сыновья – собственность отцов, и они должны быть «опорой». Patria potestas [73] в семье – основа власти правителя в государстве. Граждане – собственность государства и его правителя, и «безначалье – худшее из зол». Гемон, сын Креонта, олицетворяет собой принцип, за который борется Антигона. Сначала он пытается умиротворить и убедить отца, но видя, что тот не уступит, открыто заявляет о своем противостоянии отцу. Он доверяет лишь воле народа и разуму, который есть «высший дар богов для смертных». Когда Креонт обвиняет Антигону в том, что она ослушалась его приказа, Гемон дерзко заявляет, что к «дурным» Антигону «не причисляет» ни он, «ни всенародный глас фивян». Креонт возражает: Своей мне волей править иль чужою? А Гемон на это отвечает: Единый муж – несобственник народа, . . . . . Попробуй самодержцем быть в пустыне. Креонт в своем возражении опять возвращается к главному: Презренный, женской прелести угодник!.. Ты в каждом слове лишь о ней радеешь! Из ответа Гемона можно сделать вывод о его приверженности тем же богам, которым поклоняется Антигона: Нет; и о нас с тобой, и о богах. Итак, два противоборствующих принципа четко сформулированы, и в конце трагедии действие лишь подводится к развязке. Креонт велел заживо замуровать Антигону в пещере – еще один символ связи Антигоны с богинями Земли. Прорицатель Тиресий, который в трагедии «Царь Эдип» поведал Эдипу о его преступлении, вновь появляется в «Антигоне», на этот раз – чтобы о своем преступлении узнал Креонт. Креонт в испуге отступает и пытается спасти Антигону. Он бросается к пещере, где она замурована, но Антигона уже мертва. Гемон пытается убить отца; когда ему это не удается, он убивает сам себя. Жена Креонта, Эвридика, узнав, какая судьба постигла ее сына, тоже кончает с собой, прокляв мужа – убийцу ее детей. Креонт видит, что его мир потерпел полное крушение и что его принципы повержены. Он признает свое моральное банкротство, и пьеса заканчивается исповедью: |