Онлайн книга «Кремль 2222. Коломна»
|
Подав сигнал, устроился поудобнее, положив ствол пищали на заранее притащенную часовым колоду, прижал к плечу приклад. Ждал. По идее, Велесий уже должен был сделать свое дело – забросить в смородину пчел. Сейчас они придут в себя, разъярятся, почуют чужого… Ага! Вот он! С яростным воплем из кустарника взметнулась длиннорукая фигура, похожая на обезьяну. Опять лесной дикарь, как тогда, совсем недавно, на охоте в лесу. Нео! Огромная башка без шеи, вытянутая морда с развитыми надбровными дугами, оскаленные клыки, падающая наземь слюна, да и вопли узнаваемые. Пчелы жалили бегущего, надо сказать, от души – бедолага улепетывал со всех ног, казалось, еще какие-то секунды и он скрылся бы в лесу… Ратибор целился вовсе не так, как говорили воеводы, а так, как показывала мать – а уж она в этом толк знала. Юноша будто услышал сейчас ее слова, пронесшиеся в мозгу невероятно быстро, буквально за полсекунды: «Воеводы учат – задержать дыханье, не дышать, не шевелиться и плавно нажать на спусковой крючок. Никогда не делай так, сын! Не дышат и не шевелятся только мертвые. Сердце ты не остановишь, а значит, и рука все равно будет дрожать, хоть ты того и не замечаешь. И пусть дрожит, хорошему стрелку это не помеха. Просто делай свое дело…» Ратибор и делал. Воображаемая линия «глаз – целик – мушка» плясала в районе левого бедра бегущего, словно приклеенная, следуя за всеми выкрутасами нео. Именно плясала – чуть ниже, чуть выше, чуть левее-правее. Рат не подлавливал выстрел, как делают неопытные стрелки, он его и не ждал, помня матушкины слова: «Неожиданность – главное условие меткости». Просто словно приклеил ствол к бедру нео, и медленно тянул спусковой крючок… Вспугнув стаю птиц, гулко громыхнул выстрел. Схватившись за левое бедро, лазутчик громко завопил и как подкошенный рухнул в пожухлую листву. Судя по всему, он был один, а не в составе десятки или пятерки, иначе б сотоварищи давно выскочили бы. Яростных и неукротимых дикарей в башнях всегда считали недоумками, чуть ли не животными. Только покойная матушка Рата предупреждала – мутировавшие «новые люди» весьма сообразительны и могут быстро развиваться, нужен лишь учитель. Подстреленный враг оказался экземпляром славным. Несколько тощеват, но высокий… нет, скорее длинный: длинное жилистое тело, длинные руки, длинные ноги – видать, специально выбирали такого для разведки. Из одежды набедренная повязка из шкуры гигантской рыси, и такая же накидка на плечах. Все тело покрыто клочковатой коричневой шерстью, лишь морда, ладони и пятки – голые. С воем держась за рану левой рукой, нео грозно скалился и пытался достать подбежавших парней огромной суковатой палкой, которую так и не выпускал из рук. Вернув пищаль Велесию, Ратибор забрал у него пояс и велел тут же отправляться в укрытие – зарядить оружие, да и следить – мало ли что. Пленного же дикаря нужно было срочно перевязать, перетянуть рану, пока не истек кровью. Юноши – переглянулись, Рат подкинул на руке пояс рыжего. Для перетягивания раны вполне должен был подойти. Хмыкнув, парень кивнул Легоше. Тот все понял – прыгнул да саданул буяна по башке кулачищем. Бил умело – за то и ценили. После удара нео выгнулся дугой, выпучил глаза и застыл. – Не помер бы, – приступая к делу, посетовал Рат. Легоша осклабился: – Не помрет. Черепа у дикарей крепкие. Хмыкнув, Ратибор сноровисто перетянул рану поясом, подложив матерчатую прокладку – пришлось пожертвовать подолом собственной рубахи, сотканной мастерицами Погорелой башни. Кожа, точнее шерсть, дикаря оказалась вымазана – не то слизью, не то белесым маслом – похоже, растительного происхождения. Субстанция пахла травой, правда «лекарь» пока не мог разобрать, какой именно. – Сзади! Звонкий голос Велесия разорвал наступившую лесную тишь. Ратибор резко вскочил на ноги, выхватывая из ножен меч… …и с облегчением перевел дух, увидев выходящих из ельника парней во главе со Сгоном. – И что у вас тут? Чего стреля… – недовольно начал было бригадир, но тут его взгляд уперся в поверженного нео. – Вы его живым взять не могли, а? – Очнется, – тут же заверил Легоша. – Дикари – парни крепкие, небось не окочурится, до поры до времени не помрет. Да вон он уже глаза открыл, гляньте. Пленник и впрямь распахнул глаза, с яростью взглянул на окруживших его «пятницких», что-то угрожающе выкрикнул и даже попытался вскочить на ноги. Однако вдруг выгнулся, дернулся и забился в судорогах, истекая желтой пенной слюной… Дернулся несколько раз – и тут же умер. – Эй, эй! – Сгон запоздало бросился к пленнику, потрогал сонную артерию пальцами и, оглянувшись, обвел Ратибора с Легошей не сулящим ничего доброго взором. – Помер, ага. И виноваты в этом – вы! Уж извольте сегодня же объясниться с боярами и воеводой. – Объяснимся как-нибудь, – хмуро отрезал Рат. – Не твоя печаль. – Не моя-а?! – казалось, с бригадиром вот-вот случится припадок, такой же, как только что – с нео, и тем же закончится. – Не моя, говоришь? А кто тут над всеми вами старший? * * * Воевода Пятницкой башни Твердислав Ипатыч, прозванный за суровость характера Грозные Очи, принял проштрафившихся парней неласково. Вечерело. В узкие окна-бойницы проникали последние лучи закатного осеннего солнца; преломляясь в мелких, вставленных в свинцовые переплеты, стеклах, расползались по каменному полу разноцветными зайчиками. Стекол было мало, а больших, оконных, и подавно не осталось – только осколки. Какие-то выискивали мальчишки, какие-то выменивали у бродячих торговцев, или маркитантов – людей нездешних, московских, чудно́ одетых и торгующих всякой всячиною верстах в тридцати от коломенских башен. Место то называлось Мертвая Зона, или Поле Полей, и располагалось на излучине Москвы-реки. Ниже по течению, ближе к бывшей Коломне, река была заболочена – ни на лодке, ни на телеге не пробраться, только пешком. Путь средь непроходимой трясины знали лишь немногие – проводники. Ратибор как раз и был из таких, вот и надеялся, что наказание за смерть языка будет не столь уж суровым. Ну, лишний караул, ну, пни корчевать отправят – маета, конечно, но ничего, справиться можно. Лишь бы не в Маринкину башню, о которой средь обитателей Коломенского Кремля ходили самые жуткие слухи. Кроме своих чисто оборонительных, военных функций, могучая двадцатигранная башня служила узилищем для провинившихся и пленных, одновременно являясь местом пыток и экзекуций. Нехорошее, скверное место – старики говорили (а им тоже рассказали прежние старики, и тем – тоже старики) будто бы в давние времена, задолго до Последней Войны, туда бросили некую Марину Мнишек – жену царя-самозванца, и там, в башне, она то ли сгинула, то ли превратилась в птицу да улетела, исчезла неизвестно куда. Точно так же, как исчезали сейчас некоторые узники, неугодные волхвам, что проживали в соседней, Грановитой, башне вместе с очередным князем, коего обычно выбирали из числа башенных воевод. |