Онлайн книга «Голубые цветочки»
|
— Скажу, что это прекрасный возраст для маршала. — Не правда ли! А знаете ли вы, что с ним теперь приключилось? — Я слышал, будто его заключили в тюрьму. — Верно, и даже собираются обезглавить. — Это меня безмерно удручает, мессир. — Так вот, мой юный друг, знаете ли вы, зачем я покинул свой замок с д’ожноном и собираюсь провести несколько дней в столичном городе Париже? — Мне это неизвестно, мессир. — Так вот, мой юный друг, я собираюсь испрашивать у короля помилования маршала. Я полагаю, что негоже поступать так с освободителем Франции. Неужто оттого, что он поджарил на вертеле парочку младенцев, нужно забывать, какие услуги оказал он своей стране?! — Ах, не говорите так громко, мессир, общественное мнение настроено весьма неблагосклонно к маршалу. — Плевать! Я все равно поеду к королю. — Куда же, мессир? — Как это куда? В Париж, разумеется! — Но короля там нет. — Что за шутки! Неужто короля нет в его Луврском дворце, вход в который охраняет его недремлющая стража? Так где же он? — На берегах Луары. — Ну вот, стоило трудиться и освобождать столичный город Париж от годдэмов, чтобы король туда потом ни ногой! — Мессир, я никогда не позволю себе критиковать нашего короля Карла, седьмого по счету, носящего это имя. — Ну а я себе позволю! Я ведь герцог и имею полное право быть казненным на виселице о восьми столбах. И я прямой потомок Меровингов, а это значит, что Капеты мне в подметки не годятся [44] . Что он себе воображает, этот Капетишка! — без нас да пастушки Жанны (не будем забывать о пастушке!), без нас, повторяю, здесь до сих пор хозяйничали бы англичане. А посему я лично нахожу весьма предосудительным тот факт, что король не находится в своем столичном городе Париже, когда я пожаловал к нему сюда собственной персоной. — Мессир, не вы один так думаете. — Вы меня удивляете. Обычно я один думаю то, что я думаю. — Да, но в вопросе о короле Франции вы найдете себе единомышленников. — Надеюсь, что так! Любой высокородный сеньор испытал бы то же самое при подобном нанесенном ему афронте. — И возжаждал бы мести, не так ли? — Верно, черт подери, но с местью дело несколько затрудняется. Попробуйте-ка отомстить, когда у короля большая регулярная армия, плюс вольные лучники, плюс целохранители, плюс эта чертова артиллерия братцев Бюро! — Кстати, о братьях Бюро: не кажется ли вам, что наш король слишком уж приближает к себе всяких худородных людишек вроде таких Бюро, или Жака Кёра, или Этьена Шевалье… — Ей-богу! — воскликнул герцог д’Ож, — вы говорите как по писаному, словно книг начитались. — По-моему, я читал это в книгах, — ответил Сидролен. — Бродячие братья-монахи водились еще в средние века. — А сестры-монахини — те бродят и клянчат на каждом шагу, — сказал прохожий, — уж не знаю, средние ли это века или еще какие. — Ну, все мы вышли из средних веков, — откликнулся Сидролен. — По крайней мере мне так кажется… — Этот самый мотосвященник, — сказал прохожий, — по-моему, всего-навсего жулик. — Меня он ни разу не обжулил, — ответил Сидролен, — потому что я ему ни разу не подал. — Но вы могли бы подумать о других, — сказал прохожий, — о тех, кого он, вполне вероятно, обжулил. — Я никому зла не желаю, — сказал Сидролен. — Это вы так утверждаете. Сидролен глядит на прохожего, чье лицо ровным счетом ничего не выражает, и в этот момент их окликают. — Это к вам обращаются, месье, — говорит прохожий Сидролену. — Здравствуйте, мадемуазель, — говорит Сидролен. — Это к вам обращаются, месье, — говорит девица прохожему. — Если я правильно понял, мадемуазель, — говорит прохожий, — вы путешествуете автостопами. — О да, я есть туристка и канадка, и я… Прохожий щелкает пальцами, и к тротуару подкатывает огромный шикарный уаттомобиль, — для таких больших уаттомобилей всегда находится место у тротуара; из него выходит шофер в ливрее, он распахивает дверцу, девица садится в машину, а прохожий говорит Сидролену: — Видали, как эта малышка с ходу учуяла большой уаттомобиль? Он тоже садится в машину, и все это вмиг исчезает. Сидролен обращается к Сидролену: — Сколько же здесь прохожих? Факт есть факт: либо их гораздо больше, чем хотелось бы, либо это один и тот же прохожий, который размножается почкованием. Что же до мотосвященника — это уж точно тот же самый… насколько можно судить; но вот канадки… нет, нет, эти, несомненно, разные, ведь среди них встречаются и язычницы, и многоязычницы. А может, нам еще предстоит увидеть и других — лиловых или серо-буро-малиновых и говорящих на черт знает какой тарабарщине. Эта, последняя, была подозрительно черновата, а, впрочем, может, они все и одинаковы. Как прохожие. Вот этот уж точно не настоящий прохожий, на нем форма. Что вам угодно, месье? — Не могли бы вы мне указать, где тут стоит на якоре мамзель Ламелия Сидролен? — Да вот здесь прямо и стоит, — отвечает Сидролен. — А вы имеете какое-нибудь отношение к этой юной особе? — подозрительно спрашивает прохожий. — Еще бы нет! — отвечает Сидролен. — Я ей отец. — Вот здорово! — восклицает тот с самой искренней радостью. — А я как раз пришел просить ее руки. — Ну, вы везучий, как я погляжу: с ходу попали на нужного человека. — Так да или нет? Я, знаете ли, не очень-то к этому стремлюсь, но подумал-подумал и решил: а почему бы и нет, в конце концов; ну а потом еще она мне намекнула, что у нее уже животик с секретом, как говаривал мой дед, а он был тоже большой ходок по этой части, — судите сами: у меня не менее семидесяти двух побочных кузенов или детей данных кузенов, но поскольку я — человек чести (хотя, заметьте, в нашем деле ничего не стоит наделать детей на каждой остановке по всему маршруту; один мой коллега ухитрился даже обилетить пассажирку младенчиком между улицей Пти-Жан и Оперой), то я хочу сказать, что этот вопрос мне знаком, и не было бы ничего удивительного, если бы я, как говорится, проехал мимо, но я решил иначе и сделал остановку, так что призываю вас воспользоваться случаем. Ну и к тому же я не прочь пожить на барже. — Вот на это не рассчитывайте, — говорит Сидролен. — Да у вас на борту вроде бы не тесно. — Мои дочери, — заявляет Сидролен, — выходя замуж, покидают баржу. Такова наша семейная традиция. |