Онлайн книга «Слепой Орфей»
|
– Умный,– сказал,– дуракам кулак кажет, а лёза за пазухой таит. Гостья под дверьми топталась недолго. Лишь Дедко разместился – стук. – Отвори,– велел он ученику.– Да не сразу. Вот, хотя бы сперва в печку подбрось. Бурый исполнил в точности. Вошедшая, баба средних лет, высокая, крупная, с лицом властным, но сейчас оробевшим и беспокойным, поздоровалась (Дедко не ответил), сбросила овчину и, не решаясь присесть или заговорить, переминалась ногами в валяных сапогах да прятала руки за спину. Бурый, отойдя в тень, глядел, как Дедко учит бабу. И сам учился. – Я… – не выдержав, начала пришелица, но Дедко хлопнул ладонью по скамье, и она осеклась. Дедко держал молчание, пока не счел, что властолюбство гостьи полностью схвачено страхом. Только тогда махнул на соседнюю лавку: – Сядь! Лавка была просторна, но гостья, хоть задом широка, пристроилась на самый краешек. – Там в сенях корзиночка маленька… – робко сказала она. Дедко кивнул Бурому: – Прибери. Бурый принес корзинку, скинул припорошенный снежком холст, показал, что внутри. Дедко кивнул, но по виду его ученик догадался: недоволен. Не велико подношение. Гостья между тем сняла с головы меховую круглую шапку, поправила красный убрус, сколотый под подбородком. Концы убруса, богато расшитые, лежали на высокой груди. Гостья приосанилась, кокетливо зыркнула на Дедку. Дура. – Малешихой меня зовут,– сообщила она. – А допрежь как звали? – хмурясь, спросил Дедко. – Сластей! – и слегка порозовела. – И за каким делом ты, Сластя, в ночну пору ко мне заявилась? Баба встрепенулась. Слова посыпались из нее, как зерно из худого мешка. Половина проходила мимо уха, но и оставшегося оказалось довольно. Дело у бабы простое. Есть у ней муж. У мужа – дочка-малявка. Вредна, глупа да лядаща. Вот ее, падчерицу, и надобно известь. Потому как нету у бабы из-за нее жисти никакой. Изводит, да объедает, да… – Не ври! – оборвал Дедко.– Объедает! Таку телисту! – Ну не объедает,– сразу согласилась баба.– А все одно жисти нет… – А что ж сама? – спросил ведун.– С невеличкой не управишься? – А как муж прознает? – Баба поглядела на Дедку, как на неразумного. И снова, скороговоркой: – Да я придумала все! Ты, колдун, хворь на нее наведи! Ты можешь, бабы сколь раз говорили. А уж хозяин-то мой сам ее к те приведет, полечить. Ну и ясно, как ты ее полечишь! Дедко фыркнул, покосился на корзину. – Ты не гляди, что мало! – с ходу угадала баба.– Сколько могла, тишком же. Я еще принесу, ты не думай! Я… – Помолчи! – рыкнул колдун, зыркнул из-под бровей грозно, он умел. Баба вмиг осеклась, заерзала на лавке, забегала пальцами по подолу. Дедко подумал, подумал да и выдал: – А что, Сластя, глянь на малого моего. Нравится? Баба глянула мельком, подняла арки бровей: – Красный молодец,– и улыбнулась, но не Бурому, а ведуну. – Вот и добре.– Дедко подвинул на затылок волчью шапку.– Подсядь ко мне. Баба проворно вскочила, подбежала, плюхнулась рядышком да еще прижалась потесней. Бурый про себя усмехнулся. Дедко взял посох, поднял вровень с бабьим лицом: – Глянь-ко сюда! На ручке посоха неведомым искусником была вырезана Злая Морда с красными глазами-каменьями. Баба глянула, и румянец с ее щек вмиг сошел. – Ты гляди, гляди! – строго прикрикнул Дедко, придвинув Морду прям к ее носу, и – раз! – хлопнул бабу свободной рукой по лбу. Да не просто хлопнул, а так, что умишко ее бабий враз перевернулся, а глаза под лоб закатились. Ведун хлопнул бабу еще раз, по затылку, и глаза ее вернулись на место. Но смысла в них уже не было, одна пустынь. – Любит муж дочку? – спросил ведун строго. – Любит,– пустым мертвым голосом ответила баба. – А тя любит? – Любит. – А дочка, чай, добра девка? – Добра. – Чо ж те от ней надо? – Мониста. – Каки-таки мониста? – Ожерелки самоцветные. Мать, помирав, ей оставила. – За них хочешь девку сгубить? – Как помрет – муж мне отдаст. И меня шибче любить станет, потому как одна у него останусь. – У самой, что ж, дитёв нет? – Нету. Дедко подмигнул ученику. – Встань,– скомандовал бабе. Та поднялась и застыла, ровно деревянный истукан. Дедко ухватил гашник ее поневы, развязал, сдернул запашную юбку, завалил бабу грудью на стол, полез пальцами в сокровенное место. Баба дернулась. – Ты чё? – Больно,– скучным голосом сказала гостья. Бурый глядел во все глаза, в портах у него зашевелилось. Дедко щупал бабу, словно корову. Баба терпела, только вздрагивала и негромко вздыхала. Наконец Дедко распрямился. – Сочна и утробна,– изрек он с удовлетворением. И ученику: – Подь сюды и гляди. Бурый охотно приблизился. А Дедко взял бабу за срамное место и принялся мять, да уже не так, как ране, а полегоньку. Баба тихонько засопела, потом пискнула и дернула задом. – Вишь как,– произнес Дедко, отнял руку и обтер о голенище.– Ну скидай портки да суй куда надо. Не забыл, куда надоть? – Не забыл,– пробормотал Бурый, поспешно разоблачаясь. – От так,– похвалил Дедко.– Да не шустри, не шустри, бабы, они крепких любят, а не шустрых. Ты сперва так посунься, потом эдак. Дедко показал руками как. Бурый охотно плюнул бы на Дедковы поучения, но не решался и покорно двигался и раскачивался. Баба заохала, закряхтела, застонала тонко. Бурый, удивленный, остановился. – Давай, дурень, давай! – гаркнул Дедко.– Теперя бей, не жалей! Бабье нутро стиснуло Бурого, он аж охнул. Жар вскипел в копчике, воздух потемнел, тело налилось яростью, бурав его обратился в тяжкое свирепое долото. Баба завизжала. Бурый почувствовал, как руки ведуна тянут его назад, махнул рукой в гневе – и руки пропали. Бабий визг еще боле взъярил его. Он зарычал яростно и страшно, навалился на мягкие ягодицы… Что-то твердое воткнулось Бурому в промежность, он содрогнулся в последнем усилии… и все кончилось. Свирепый и могучий ушел, остался ошеломленный отрок с дрожащими коленями. |