Онлайн книга «Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца»
– Корешка нет, – произнес глухо, не глядя на нас. – Где нет? В подвале нет? – спросил Бесик. – Нигде нет. – Может, его выпустили? Мотя не ответил. – А когда ты увидел, что его нет? – Утром. – А вчера он был? – Кажись, был… Но там же ночью темно, а он молчит, – сказал Мотя. – А потом рассвело, я стал смотреть, а там пусто. – А эти? Из ресторана? – Я их не видел. – Надо их найти. Мы, все Кукушата, бросились на станцию, мы бежали так, что Хвостик отстал от нас и закричал: – Я тоже хочу! Я устал! Мы подождали Хвостика, но между собой не разговаривали. Это был тот момент, когда никаких слов не надо. Мы все знали, что будем делать. И знали, что каждый будет делать то, что надо. Даже Хвостик. Мы спустились в знакомый подвал и увидели, что дверь закрыта. Стали барабанить в нее кулаками, ногами, пинать ее, бить изо всех сил, но в ответ не раздалось ни звука. – Может, никого нет? – спросил Шахтер. – Не может! – крикнул Бесик. – Они заперлись! Я знаю! И Сандра промычала, указывая, что они там. Она их прямо чувствовала за дверью. Тогда Бесик подхватился, прыгая через ступеньку, выскочил наружу и стал заглядывать по очереди во все подвальные решетки и сразу закричал: – Они тут! Они тут! Кукушата облепили окошко, и я воткнулся между остальными: повариха и Филиппок стояли посреди поварни и смотрели на нас. А мы сверху смотрели на них. Я думал, что они сразу спросят про деньги, принесли мы их или нет, но они молчали. И вид у них был какой-то странный, вовсе не такой воинственный, как в последний наш приход. – Эй! – крикнул Мотя. – Корешок у вас? Филиппок поднял глаза и покачал головой, а повариха молчала. – А где он? Почему не открываете? – Его нет, – произнесла наконец повариха и высморкалась, утирая нос передником. – А где он? Повариха посмотрела на Филиппка, обвела глазами кухню. Сказала, вздыхая: – Он, значит, приболел. Филиппок с готовностью кивнул, подтверждая ее слова. – Ну, а где он сейчас?! – крикнул Бесик, которому надоела эта волокита. Мы и так без них знали, что Корешок приболел. – В больнице… – ответила повариха, при этом опять вздыхая, будто ей было жалко Корешка. – Вот, Филипп Христианович отвез… Лечиться… А Филиппок снова с готовностью кивнул. В этот момент, глядя на повариху и Филиппка, я вдруг понял, что они нас боятся. Теперь, когда уйти было им некуда, они врали про больницу, потому что нас боялись, хотя и сидели в своем подвале запершись. А Мотя сказал, приподнимаясь и отряхивая штаны от пыли: – Двигаем в больницу! Этих мы всегда найдем! – Он наклонился к решетке и крикнул: – Мы идем в больницу… А если что… Мы вас найдем! – Мы вас найдем! – крикнул за ним и Хвостик и показал через решетку кулак. Филиппок и повариха, как завороженные, смотрели на нас, задрав головы, и даже не ответили на угрозу. Больница находилась недалеко, за церковью, где мы делали колючую проволоку. А знали мы ее еще потому, что, расцарапав на первых порах руки о проволоку, мы тут заливали их йодом у пожилой тихой медсестры, которая принимала нас в прихожей. Во всей же больнице было три комнаты и кабинет врача, в который нас из-за нашей грязи никогда не пускали. Встречали мы и врача, маленького росточка, всегда в шляпе и в очках, с сумочкой, в которой мы успевали пошарить, когда он приходил к нам во время вшиводавок, чтобы подписать какие-то бумажки. Нас он побаивался, а мы при виде его всегда кричали: «Без порток, а в шляпе! Очковая змея!» И что-то подобное, уж очень он нас смешил своим дурацким видом. В поселке больше так никто не ходил. Теперь с лёта мы обогнули церковь с мотками колючей проволоки по всей территории бывшего кладбища и влетели на крыльцо больницы. Мы, наверное, слишком топали, потому что в окошечко выглянуло чье-то испуганное лицо и на крыльцо сразу вышел, правда, без шляпы, знакомый врач. Но очки, этакие странные стеклышки, которые щипочками держались за переносицу, у него были. То-то, наверное, больно носу, что он все время морщился, когда они так прищеплены! Но нам сейчас было не до очков. Мотя еще задыхался от бега, как и все мы, поэтому спросил отрывочно, словно пролаял: – Скажите… Нам сказали… Корешок… Ну, Сенька из нашего «спеца»… Он у вас? Врач как будто удивился: – Мальчик? От вас? – Да! От нас. – Сенька? А фамилия? – Кукушкин! – Семен Кукушкин? – будто вспоминая. – Нет. Такого нет. – И тут же повернувшись, ушел. – Но нам сказали! – закричал вслед Бесик, а Сандра даже рванулась вслед за врачом, но дверь оказалась вдруг закрытой. – Я так и знал, что они наврали! – воскликнул Бесик. – А если этот… наврал? – спросил Шахтер. – Я ему тогда очки побью! – крикнул Бесик. – Но он же врач! – возразил Ангел. – А врачи не врут? – Они все врут! Угробили и врут! – Как угробили? – спросил Хвостик. На него шикнули: – Молчи, Хвостатый! Не до тебя! Так мы стояли, рассуждая, за церковью, когда выскользнула из дверей больницы знакомая нам пожилая медсестра. Шла она тихо, потому что, хоть сама и лечила других, но была, наверное, больна. На церковь она перекрестилась, а проходя мимо нас, лишь глаза скосила и беззвучно произнесла: – Ступайте за мной… Не сразу… Потом… Она медленно удалилась в ближайший переулок. А мы, чуть подождав, тут же сорвались с места и за домами ее нагнали. Да она уже никуда и не шла. Ждала нас. А когда мы подскочили к ней, запыхавшись и глядя в ее измученное лицо, она воровски оглянулась по сторонам, не видит ли нас кто вместе, и беззвучно произнесла своими бесцветными губами: – Ваш Кукушкин помер… Схоронили… И не ищите где… И меня не спрашивайте, я не знаю… И сразу повернулась и пошла, медленно от нас удаляясь, будто нас никогда не видела. А мы остались, пригвожденные к месту, на этой маленькой улочке. Все вдруг потеряло свой смысл, и не осталось никаких желаний. Единым махом, как косарь косой, срезали нас и бросили на дороге. Неслышно затряслась, зарыдала Сандра, а Мотя сел прямо в пыль и закрыл лицо руками. |