Книга Альпийская крепость, страница 60 – Богдан Сушинский

Вот и сейчас, созерцая всю ту суету, которая творится вокруг основных центров власти, а также военного и разведывательнодиверсионного командования рейха, Гиммлер задавался вопросом: «Неужели крах империи Гитлера в самом деле оказался столь неожиданным и даже непредсказуемым?!». Как же тогда быть с контактами с Высшими Посвященными, на которые раньше так ссылался Гитлер? Уж эти-то «посвященные» обязаны были предвидеть ход событий. Или же в какое-то время они попросту отвернулись от него, от национал-социалистской идеи, от рейха?

Сколько ни искал Гиммлер в бумагах «Аннербе» хоть какие-то следы этих встреч-бесед фюрера с «посвященными», однако ничего обнаружить так и не сумел. И в последнее время он все чаще задавался вопросом: «Так, может, всего этого: встреч с Высшими Посвященными, их пророческих напутствий и благословений — попросту не было? Велась всего лишь обычная пропагандистская игра на публику?».

Интересно, кто бы мог знать это наверняка: Геринг, который одно время очень активно интересовался делами «Аненербе»? Заполучить бы все те, секретные материалы «Института Геринга» [70] , которые рейхсмаршал то ли уничтожил, то ли не пожелал выдать вместе со всеми прочими бумагами во время передачи этого заведения в ведение VI управления Главного управления имперской безопасности (РСХА).

Вот только заполучить их, судя по всему, не удастся. Да и поздно уже заниматься этим. Хотя американскую разведку, с которой, как понимал Гиммлер, ему придется очень тесно сотрудничать в общей борьбе против русских коммунистов, они очень заинтересовали бы. Впрочем, не исключено, что хитрец Геринг потому и попридержал эти бумаги, что расценивает их как разменную валюту?

Остается еще Геббельс. Но это — обычный пропагандистский трепач. Ничего серьезного, ничего основательного за душей у него нет и быть не может. Иное дело Борман… А что, если бы удалось потрясти личные архивы Бормана…

— Гебхардта обнаружить не удалось, — развеял адъютант его мыслительные поиски сообщением “по внутренней связи. — Его разыскивают и, как только найдут, — сразу же доложат. Зато уже обнаружился Скорцени.

— Скорцени? — как-то не сразу «включился» Гиммлер. — Разве мы его приглашали? Он был нужен?

Брандт искоса взглянул на стоявшего рядом со столом Каль-тенбруннера, молча положил трубку и вошел в кабинет.

— Вы действительно интересовались Скорцени, — вполголоса напомнил он рейхсфюреру.

— Там, может, вы еще и напомните, в связи с чем? — с вежливой раздраженностью обратился к нему Гиммлер.

— Речь шла о местонахождении вашего двойника, шарфюрера Клауса Штайна.

— Ах, двойника?! Да-да, припоминаю, — поморщил лоб рейхсфюрер, не решаясь признаваться адъютанту, что вспомнил он только то, что действительно просил разыскать двойника. А вот к чему была такая спешка и вообще что за надобность?

В последнее время Генрих все чаще ловил себя на том, что многие распоряжения отдает как бы спонтанно, на всякий случай, не задумываясь над сутью вызванных ими действий.

— Кстати, надо бы дать ему какой-нибудь приличный чин, а то ведь неудобно: двойник рейхсфюрера — и вдруг в чине унтер-фельдфебеля войск СС!

— Считаете, что если мы повысим его до обер-фельдфебеля, то морально-этические проблемы, связанные с наличием двойников, исчезнут сами собой?

— Нет, чин надо бы офицерский, — со всей мыслимой серьезностью посоветовал адъютант, не позволяя Гиммлеру втягивать себя в философские дебаты. — Хотя бы самый начальный — унтерштурмфюрера.

— Вы бы лучше выяснили, жив ли он еще, ваш кандидат в унтерштурмфюреры.

— Это может знать только Скорцени. Конечно, вы отмахнулись от своего двойника так, что кто-либо иной на месте Скорцени тут же отправил бы его в крематорий. Но только не обер-диверсант рейха.

— Исходите из того,' что сам он и подбирал этого двойника вместе с очередным двойником для Гитлера.

— Скорцени действительно сохранил двойника, но он ничего не предпринимает из жалости. Из расчета — да. Как всякий диверсант, он любит просчитывать десятки вариантов развития событий, а потому многое делает на всякий случай и многое приберегает «про запас».

— Вот и будем надеяться, что этого вашего Клауса Штайна тоже приберег.

— И все же странно: фюрер своего двойника Зомбарта воспринял, а вы своего почему-то потребовали убрать. Хотя у фюрера их уже три, а может, и четыре. У вас же под рукой теперь ни одного.

— Кому, как не вам, штандартенфюрер, знать, что у рейхсфюрера Генриха Гиммлера двойников быть не должно.

— Неужели фюрер все-таки запретил?! — ужаснулся Брандт. — Геринг как-то угрожал, что потребует от фюрера запретить эту «игру в двойников». Очевидно, потому, что найти двойника «борову люфтваффе» вряд ли удастся.

— Мы не о том говорим, — поморщился рейхсфюрер. — У Гиммлера не должно быть двойников, потому что он никого не боится, ни от кого не прячется, но и никому другому не позволит… выдавать себя за рейхсфюрера. Слышали, Брандт, никому!

— Вы уже неоднажды говорили об этом.

— Я не могу терпеть, чтобы рядом со мной плодились некие «лже-Гиммлеры» и «лже-рейхсфюреры», наподобие того, как они плодятся в окружении Гитлера. А теперь зовите Кальтенбруннера и этого вояку…

— Оберстгруппенфюрера СС Хауссера.

— Именно этот чин я и хотел назвать.

— Но со Скорцени я все же предварительно поговорю об этом вашем… заместителе, — попытался Брандт как-то избежать слов «двойник» и «лже-Гиммлер».

Ровно в восемь, когда Софи уже завершала свой утренний туалет, в номере раздался телефонный звонок. Пожелав ей доброго утра, какой-то мужчина, говоривший по-германски с заметным акцентом, сказал, что он очень хотел бы встретиться с ней, чтобы обсудить один сугубо искусствоведческий вопрос. Он будет ждать ее в черном «виллисе», припаркованном справа от входа.

— И это все, что вы хотели сообщить мне? — жестко поинтересовалась Софи, не торопясь давать согласия на встречу.

— Еще я хотел пожелать вам: «Пусть боги всегда будут благосклонны к вашим прегрешениям».

Именно этой фразой завершал каждый сеанс с радисткой Ингой ее английский коллега. Сейчас же она прозвучала, как пароль.

— Когда я подойду к машине, вы обязаны будете повторить это милостивое пожелание, — предупредила Софи. — Не заставляйте меня и моих друзей, которые меня подстраховывают, нервничать.