Книга Разделяющий нож. Наследие, страница 18 – Лоис МакМастер Буджолд

Дойдя до дороги, Даг помедлил, и Фаун пропыхтела:

– В самом деле, куда мы идем?

Даг оглянулся через плечо. В просветы между деревьями было видно, что дальний берег озера скрылся за непроницаемой серой пеленой дождя; Фаун слышала его приближающийся шум.

– Есть несколько человек, которые передо мной в долгу, но этим мы, пожалуй, воспользуемся завтра. Сейчас нам нужно убежище. Сюда.

К полному смятению Фаун, он свернул на тропинку, ведущую к хижине, в которой хранились кости. Фаун поправила седельные сумки на плече и потрусила следом. Редкие крупные капли сменились градинами, пролетавшими в просветы ветвей и больно бившими их с Дагом. Ледышки размером с гальку и ветер заставили деревья пугающе раскачиваться, и Фаун уже представила себе, как тяжелые ветви обрушиваются на них, подобно огромным молотам. Они с Дагом пригнулись и кинулись бежать сквозь мрачные тени.

Фаун ловила ртом воздух, и даже Даг запыхался, когда наконец они добрались до рабочей хижины Дора. Подвешенные под навесом крыши кости раскачивались и бились друг о друга, как устрашающие колокольчики. Градины и падающие с деревьев орехи стучали по дранке кровли и иногда снова отскакивали высоко вверх, чтобы наконец упасть на землю, которая быстро превращалась в грязь. Фаун и Даг взбежали по ступеням крыльца и спрятались под навесом.

Мокрые волосы прилипли ко лбу Дага; он с решительным видом принялся высвобождать свой крюк из кидальника, который прихватил по дороге, зажав его под лубком; при этом седельные сумки соскользнули с плеча Дага и упали ему на ногу. Дат выругался.

– Ох, – забеспокоилась Фаун, – позволь лучше мне.

Она опустила на крыльцо собственные сумки, освободила крюк Дага от кидальника, отодвинула задвижку и распахнула дверь в хижину. Из-за того, что окна были закрыты ставнями, внутри было темно, и Фаун заглянула в комнату с нерешительностью.

Даг наклонился и попытался расшнуровать сапоги крюком, но не сумел.

– Будь добра, Искорка, расшнуруй их... Дор не любит, когда пачкают пол.

Фаун отвела крюк в сторону прежде, чем Даг затянул им мокрые шнурки в неподдающиеся усилиям узлы, расшнуровала сначала его, а потом свои сапоги, стащила их с ног и поставила обе пары на крыльце. Огорченно вытерев руки о собственные штаны, она последовала за Дагом внутрь помещения. Даг наклонился над рабочим столом и зажег восковую свечу в глиняном подсвечнике; Фаун порадовал веселый блеск огня. Когда оказалась зажжена и вторая свеча, ее сияние вместе с тусклым светом, проникавшим сквозь открытую дверь, позволило наконец Фаун отчетливо разглядеть комнату.

Помещение едва достигало двенадцати футов в длину и десяти в ширину; вдоль стен тянулись полки. Имелось также два рабочих стола с исцарапанной поверхностью, но чисто выскобленных, и несколько стульев разной высоты, вырезанных из чурбаков так, что нижние части образовывали ножки, а сверху выступало что-то вроде спинок. В хижине пахло деревом – и старым, и свежеоструганным, травами, медовой теплотой воска, маслом, кожей и временем. В основе всего ощущалось что-то неопределимое... как ни старалась Фаун отогнать такую мысль, она не могла не думать о том, что это ощущается смерть.

Даг втащил сумки и поставил их у входа; ногой он вкатил в хижину кидальник и закрыл дверь. Если бы не стук костей, удары градин и орехов по крыше, пугающий скрип древесных ветвей, завывания бури и тяжелый день с его только что пережитой ими сценой, не говоря уже о подавленном настроении, можно было бы считать, что устроились Фаун с Дагом уютно. Учитывая же все случившееся, Фаун чувствовала, что разрыдалась бы, если бы не была так готова взорваться.

– Так что же, – сквозь зубы сказала она, – случилось со всем твоим замечательным умением убеждать?

Даг вздохнул и потянулся.

– Есть всего два пути, Искорка: медленный и мучительный и быстрый и тоже мучительный. Я предпочитаю сразу выдрать зуб – чтобы боль скорее прошла.

– Ты даже не дал ей шанса сказать все, что она хотела!

Даг посмотрел на Фаун, подняв брови.

– Чем меньше непростительных вещей мы сказали бы друг другу, тем лучше, по-моему.

– Я тоже не успела ни слова сказать! Я не имела никакой возможности даже попытаться ее уговорить! Не хочу сказать, будто мне это наверняка удалось бы, но по крайней мере я знала бы, что попыталась.

– Ну, я-то о твоем желании попытаться знаю. Искорка, мое сердце было бы разбито, если бы мне пришлось смотреть, как ты выворачиваешься наизнанку. Я бы этого не вынес.

Даг повернулся и попытался своим крюком развязать их одеяла; мрачно понаблюдав за ним мгновение, Фаун взялась за дело сама, а потом помогла Дату расстелить одеяла на полу. Даг с усталым кряхтением опустился на свое, а Фаун, скрестив ноги, уселась перед ним и запустила руки в мокрые растрепанные кудри.

– Бывает, что, когда люди выпустят пар, они успокаиваются и разговаривают более разумно. – Камбия даже за то короткое время, что имела, уже прошла достаточно далекий путь: от «крестьянской шлюшки» до «этой девчонки», а это было ненамного хуже «того парня», как называли Дага в Вест-Блу. Кто знает, чем все могло бы кончиться, если бы они подождали еще немножко?

Даг пожал плечами.

– Она выиграла. Говорить больше не о чем.

– Если она выиграла, то каков ее выигрыш? – резко спросила Фаун. – Не вижу, чтобы там хоть кто-то что-то выиграл.

– Понимаешь, это не я ушел – она меня выгнала. Или она сдержит слово и никогда больше со мной не заговорит, или ей придется извиниться.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что выиграл на самом деле ты. Ну и тактика, Даг!

Даг поморщился.

– Я впитал ее с молоком матери.

– И что на тебя нашло? Я видела тебя во всяких настроениях, но такого до сих пор не бывало! Не могу сказать, что мне это особенно нравится.

Даг откинулся на спину и уставился на обтесанный коньковый брус. Крыша хижины была сделана просто из очищенных от веток тонких стволов, сколоченных треугольниками.

– Мне тоже не особенно нравится то, как я сюда вернулся. Похоже, что я теряю самообладание, как только начинаю иметь дело со своими ближайшими родственниками. В основном это касается мамы и Дора – хотя так, пусть и в меньшей мере, бывало и с отцом, пока он был жив. Мари я могу выносить. Отчасти поэтому я бываю здесь недолго или совсем не бываю, если это от меня зависит. Стоит удалиться на милю, а еще лучше на сто, и я снова делаюсь самим собой.

– Эх... – вздохнула Фаун, обдумывая услышанное. Теперь она не находила случившееся таким необъяснимым, как могла бы найти раньше: ей достаточно было вспомнить огромные новые возможности, открывшиеся перед ней в Глассфордже, и то, каким удушающе тесным стал ее мир, когда она вернулась в Вест-Блу. Правда, Фаун казалось, что в возрасте Дага люди должны уже давно преодолеть подобные чувства... или просто смириться с привычной колеей. Глубокой, глубокой колеей. – Забавное получилось изгнание.