Онлайн книга «Хьюстон, у нас проблема»
|
– Анка! – Я даже стих сочинила на тот случай, если твой пес не найдется. Что-то вроде некролога. – Она встала в дверях и продекламировала: – Спи спокойно, дорогой Геракл. Ты не много ел и мало какал. Все тебя любили и ласкали, не нашли тебя, хотя искали. А ты в приюты звонил? – И она ушла. А я бросился к Интернету. Ведь это надо было сделать сразу – а у меня словно мозг вырубился. Но надежда на чудо прожила недолго – я позвонил по четырем номерам и выяснил, что никакого чихуахуа на этой неделе не находили. Но у них есть множество других замечательных собак, которые тоже нуждаются в любви и ласке. Я тоже нуждаюсь в любви и ласке. К чертям других собак! Не заводить собаку – гуманно по отношению к другим членам общества. Геракл, вернись! И что? Я смотрел на розовую сумку с окошком, а там не было этой заполошной морды. Операция – это не страшно, нечего ее бояться. Даже врач сказал, что это только операция. И будут лечить. Если бы не стали лечить, это было бы совсем другое дело. А операция – это всего лишь операция. Заснул – проснулся. И все. Марта как-то раз рассказывала, что у какой-то ее подружки на предплечье появилось какое-то темное пятнышко. Она впала в истерику, тут же кинулась звонить своему семейному врачу, который сказал ей прийти утром, она в панике села за компьютер, про всех дерматологов все разузнала, записалась в специальной клинике к дерматологу, четыре недели ждала приема, заплатила сто пятьдесят злотых – за информацию, что это коричневое пятнышко от шоколада и его надо бы смыть… Но пса мне надо найти. Мне к пятнице надо иметь пса. Какого угодно, лишь бы был похож. Это не обман – это во благо. А потом уже буду пугаться. Матушка должна знать, что все в порядке. * * * Я вхожу в кухню, включаю свет, начинаю искать на холодильнике. Где-то тут должен быть этот чертов ринграф, я ведь сам его сюда положил, шарю рукой, нахожу пакет с черствым и уже заплесневевшим хлебом, вот откуда он там взялся, интересно, я ведь его искал, но не нашел, а теперь он сам нашелся, когда не надо и когда ему прямая дорога в мусорку. А ринграфа нет. Если я его потерял – все пропало. Тогда точно все пропало. Надо его отнести матери, она в него верит, она мне свою веру отдала, а мне эта вера не передалась. Может, хотя бы Геракл найдется? Когда он найдется – все будет хорошо. Я влезаю на стул – может, он где-то сзади? Инга его рассматривала, может, переложила куда-нибудь? Да нет, точно нет, я у нее его забрал и сто процентов положил на место. То есть на холодильник. Потом я залил кухню. Все двигал. И ринграф мог упасть. Да точно упал. Я отодвигаю холодильник – нет. Обыскиваю методично кухню метр за метром – нет. Как будто его черти забрали. Ну вот только этого мне не хватало! Да нет, он должен тут быть, я просто плохо посмотрел, нужно собраться и еще раз все проверить. Чудес не бывает. Я выкатываю холодильник на середину кухни, залезаю за него, потом вижу, что между шкафчиками и стеной тоже есть немного места, ищу там… Ринграфа нигде нет. Да что же это за проклятие надо мной висит? Я поворачиваюсь – и вдруг вижу, как он покачивается прямо перед моим носом: шнурок зацепился за решетку сзади холодильника, Дева смотрит на меня и смеется мне прямо в глаза, слегка покривившись. Я мою кулон под теплой водой жидкостью для мытья посуды и насухо вытираю. Отнесу его матери в больницу, он ей пригодится, я не верю в такие вещи, но раз уж она в них верит – то он ей наверняка поможет. Плацебо же помогает. «Положение серьезное, мы не знаем, как ваша мама отреагирует на лечение, вы должны быть готовы…» Готов к чему? Я знаю одно: раз я его нашел – значит, теперь и матушка выздоровеет. Это несчастья ходят парами, счастье одно, а несчастий тысячи, здоровье одно, а болезней миллион, любовь одна, а ненавистей множество. Все изменится. Все изменится – стоит только измениться одной маленькой вещи, с изменения которой начнется изменение всего. * * * Я выхожу из дома и еду как на казнь. Проезжаю госпиталь строителей, проезжаю пересечение с Торуньским шоссе, поворачиваю на Соколовскую, паркуюсь перед Вольской. Рядом с большим костелом. Сам не понимаю почему. Костел пуст – красивый готический костел, мимо которого я езжу каждый раз, когда направляюсь в центр и обратно. Я сажусь на скамеечку сзади и опускаю голову. Я не знаю, что нужно делать. Не знаю, о чем и кого просить. Я один. С ринграфом. Если ты есть, Господи, сделай что-нибудь. Моя мать на закате жизни лишилась защиты, я сжимаю в руке ринграф, чистый и такой же чужой, как и раньше, поэтому, Господи, сделай что-нибудь, ведь она хотела как лучше для меня. Пусть этот пес найдется – тогда все будет хорошо. «Все будет хорошо» – это название фильма, там герой тоже с Богом пытается договориться и у него тоже болеет мама. Которая, кстати, умирает, несмотря на то что он идет за помощью к Божьей Матери. Понятия не имею, что я тут делаю. Я стискиваю ладони изо всех сил, ринграф впивается мне в пальцы. Предпоследний раз я был в костеле на похоронах отца, а последний – на похоронах бабушки Марты. А потом уже не был. Я оглядываюсь по сторонам – холодно и пусто. Из боковой двери выходит ксендз, я смотрю на него, он останавливается, делает неуверенный шаг в мою сторону. Я встаю, как ученик, которого вызвали к доске. – Вам нужно… поговорить? – Нет. Я не хожу в костел, – отвечаю я быстро. – Но это именно костел. – Ну… да, – я слышу в своем голосе отчаяние, и меня это пугает. Он садится рядом со мной, я двигаюсь. Нас в костеле только двое. – Может быть, тебе просто некуда больше пойти… ничего, Господь Бог ждет каждого из нас. Вот с ними всегда так. «Вам нужно поговорить?» – и сразу «может быть, тебе некуда больше пойти…». И кстати, значит ли это, что я с ним тоже могу разговаривать на «ты» – или только он со мной? – Я скорее не верующий… – шепчу я. – Ничего… Он в тебя верит… Я вдруг почувствовал усталость, смертельную усталость. Мне хотелось заснуть и забыть обо всем. И не думать. И проснуться, когда все уже будет позади. – Я устал, – ответил я. – Все рушится… – Что-то случилось? |