Онлайн книга «То, что бросается в глаза»
|
И однажды, в ночь конца всего, за которой не бывает рассвета, когда Селин Дион пела по радио трогательную песню: Лети, моя птица, в эфирную даль, / Тебе ничего в нашем мире не жаль. / Лети, и пусть будет свободен твой путь / От тревог земных, / Не дающих уснуть. – Жанин Фукампре выплюнула таблетки, которые душили ее, выплюнула яд, уже делавший свое дело с ней, сонной, расслабленной. Ее вырвало отвращением ко всему; ужасом, мраком. Песня удержала ее. Песня не дала упасть, и Жанин Фукампре в ту ночь поняла, в чем ее спасение: вернуться туда, в день, когда она увидела его. Своего ангела. Она приехала в Лонг на следующий вечер. В 19:47 минута в минуту она постучала в дверь Артура Дрейфусса, вымотанная, с грязными волосами, с запавшими глазами. Но живая. Жанин, Скарлетт и Артур
ПП предупредил их по телефону за несколько минут. – Здесь мэр! Он пришел в гараж с журналисткой и какой-то старушенцией, у которой прическа, как у Бьерк! (По всей вероятности, то была мадемуазель Тириар, которой ножницы Кристианы Планшар, застигнутой врасплох нежданным появлением в ее маленьком салоне актрисы с мировой славой, отстригли и изуродовали шестидесятилетнюю челку.) – Я им сказал, что ты, наверное, дома, и они все припустили бегом, даже старушонка; сейчас будут, ладно, пока! Он повесил трубку; Артур Дрейфусс поморщился, Жанин Фукампре пожала плечами и с милой улыбкой обронила: так часто бывает. Я свожу людей с ума. В дверь постучали. Я сама, Артур, и она пошла открывать. На пороге стояли Габриэль Непиль, мэр Лонга (2008–2014), журналистка из «Курье Пикар» (рубрика местной информации, Амьен и его окрестности) и мадемуазель Тириар, учительница английского на пенсии; все трое раскрыли рты куриной гузкой (большой, надо сказать, гузкой, прямо-таки гузищей) при виде Скарлетт Йоханссон, восхитительной в мужской рубашке – одной из рубашек Артура Дрейфусса, – с голыми, длинными, изящными ногами, с высокими блестящими скулами, с чашкой «Рикоре» в руке. Hello, – пропела она на безупречном английском. Раздался старческий голос мадемуазель Тириар: она говорит нам здравствуйте. Мы догадались, буркнул мэр. What can I do for you? – спросила знаменитая брюнетка, больше известная блондинкой. Мадемуазель Тириар снова перевела: она спрашивает, что может для нас сделать. (С этого места, чтобы не перегружать текст двуязычной версией последовавшего разговора, мы будем приводить только вопросы и ответы на французском.) – Разрешите представиться, я Габриэль Непиль, мэр этой коммуны, и для меня большая честь видеть вас здесь. – О, спасибо вас. – Это мадам Ригоден, местная журналистка, и мадемуазель Тириар, наша переводчица. – Приятно встретить вас. – Вы не согласились бы ответить на несколько вопросов мадам Ригоден? – С удовольствием большим. – Мадам Скарлетт Йоханссон, вы приехали в Лонг с частным визитом или готовитесь к съемкам? – Я в гостях у Артура – моего друга. – А. Вы хотите сказать, что мсье Дрейфусс, наш ученик автомеханика, – ваш друг. – Ваша переводчица переводит мои ответы? – Не хотите ли вы сказать ваш мальчик-друг? – Я замужем. – За мсье Рейнолдсом, мы знаем. Хорошо, хорошо. Значит, мсье Дрейфусс не ваш мальчик-друг. Какие новые фильмы в ваших планах? – «Мы купили зоопарк» Кэмерона Кроу и «Мстители» Джосса Уидона. Я, кстати, буду петь в Кэмерона фильме. – Интересно. – И я готовлю третий диск, может быть, на этот раз без Пита Йорна. И уж если вы хотите знать все, я сортирую мои отходы. Я стараюсь есть экологически чистую пищу, но в этом я не конвульсивна (?). Я не беременна. По моему мнению, мне нужно сбросить два кило. Я не брею половой орган, потому что нахожу, что это попахивает порнозвездой, без волос это как дикое мясо, фу, лично мне очень нравится поросль (или заросль – переводчица поколебалась) Марии Шнайдер в «Последнем танго в Париже», и… Ой, у вас все лицо в красном. – А? Хм, я… Что вам особенно нравится в нашей коммуне? – Гараж и машины. И Артур. – Надолго вы намерены остаться с нами? – Я должна быть в Лос-Анджелесе сентября 22‑го. – Спасибо. Думаю, у меня нет больше вопросов, господин мэр. – Мадемуазель Йоханссон, не согласились бы вы принять участие в небольшой видеосъемке о нашей прекрасной коммуне, прогуляться с нами по деревне, для интернет-сайта мэрии? Мы бы посмотрели наш прекрасный замок эпохи Людовика XV, нашу гидроэлектроцентраль, прошлись бы вокруг прудов… – Почему нет? – Действительно. И несколько снимков для нашего муниципального бюллетеня? – О’кей. Хоть сейчас. – Хоть сейчас? – У вас нет айфона? – Ох, нет. – У меня, у меня есть «Сони Эрикссон», которым можно фотографировать! – Эрикссон-Йоханссон, да здравствует Швеция! – Я происхождения датского. – Э-э, простите. Извините. Спасибо, мадам Ригоден. Вот, я встану рядом с мадам Йоханссон, э-э, то есть мадам Рейнолдс… снимите нас, пожалуйста. Меня хорошо видно? – Вы не хотите поставить куда-нибудь эту чашку? – Я люблю у Артура «Рикоре». – Скажите «сыр». – Мадемуазель Тириар! – Вы пригласили меня, чтобы переводить, я и перевожу. – Сыр. – Вот, вот. Что ж, спасибо, Скарлетт, извините нас за беспокойство, но все-таки не каждый день, знаете ли, скажу больше, впервые звезда посетила нашу деревню. – Дыру. – Хм. У нас был Даниэль Гишар [64] в 1975‑м… – Я говорю о настоящей звезде, мадемуазель Тириар, международной, с «Оскарами»… ладно, все поняли. Браво, Артур, хороша у тебя подруга, очень красивая женщина, повезло тебе, не переводите это, Жинетта (Тириар. – Прим. ред.); заходи ко мне в мэрию, когда будет минутка. – И мне звоните в газету, Артур, вот моя карточка. Когда троица удалилась, Жанин Фукампре и Артур Дрейфусс расхохотались; их смех звучал отрадной музыкой, и веяло от него запахом ребяческих проказ, буйным весельем неразумных шуток, которые цементируют счастливое детство. * * * Погода стояла прекрасная в этот пятый день, и под стать ей было настроение у Жанин Фукампре: ей захотелось выйти; отправиться куда-нибудь, где бы не было никого, кроме тебя, Артур, и главное, главное, не было бы Скарлетт Йоханссон. |