Книга Бури, страница 121 – Галина Мишарина

Женщина рассмеялась.

— Да, я бы умотала, — с улыбкой ответила она. — Вот только ни времени, ни денег на это нет. Моя канапушка учится на платном, ей тоже сейчас не до того.

— А ваш муж? — осторожно спросил Кристиан. Он видел фотографии какого-то мужчины в гостиной.

— Он давно умер, ещё когда Ляле было два.

Она почему-то не называла дочку по имени, только разными ласковыми прозвищами.

— Простите, — сказал Кристиан. — Вам трудно одной.

Она подняла на него глаза и снова улыбнулась.

— Ей труднее. Она растёт без отца, я стараюсь как-то уберечь её от всего, что ждёт молодую умницу в нашем захолустье… Может, вы поговорите с ней, Кристиан? Ей через полгода будет шестнадцать, самый возраст для того, чтобы сориентироваться в жизни.

Кристиан усмехнулся.

— А не боитесь, что слова такого оболтуса, как я, ей только навредят?

Женщина ласково рассмеялась.

— Ну какой же вы оболтус? Я была бы вам очень благодарна, Кристиан.

Землянин кивнул.

— Хорошо. Я поговорю с ней. Как пушистики?

— Настоящие разбойники. Вчера Царапка плюхнулся в тазик с водой, а Шмыга вскарабкался по занавеске под самый потолок и орал, пока Ляля его оттуда не сняла.

— Отлично, они все в меня. Успели дури нахвататься, — усмехнулся он.

— Вот уж не думаю, что вы стали бы звать на помощь, — хитро прищурилась женщина. — Вы из тех, кто привык к самостоятельности. Наверняка и от родителей рано отделились.

— Есть такое, — немного смутился землянин. — Отделился рано.

И они рассмеялись. С Марией, как и с Лялей, было легко и просто общаться.

— А под какой звездой вы родились, Кристиан? Наверное, летом?

— Вы угадали, я рак по гороскопу, — хмыкнул штурман. Он уже знал, что здесь почти такие же знаки зодиака, как на Земле.

— О! — улыбнулась Мария. — Я тоже рак! Ну, вы не подумайте, что я астрологическая сумасшедшая. В гороскопы вообще-то не верю. Но положение звёзд на небе в момент рождения человека, наверное, всё-таки, не случайно.

— Согласен, — кивнул Кристиан.

И тут послышался звук открывающейся двери.

— Это я, и я голодная и расстроенная, — объявила Ляля весело.

— Что-то не похоже, — ответила ей Мария. — Голос вон какой бодрый.

— Наш преподаватель решил устроить сюрприз и всех заставил копировать его произведение. Обожаю впитывать творчество другого человека, забывая о собственном индивидуальном стиле. К тому же зачем творцам свое видение мира? Пусть лучше всё будет одинаково для всех, так удобнее, — сказала девушка, и Кристиан рассмеялся. Ляля вошла в кухню и поцеловала маму, а ему улыбнулась. — Привет! Вот видите, не зря вы согласились. Теперь на девяносто процентов состоите не из воды, а из чая.

— А оставшиеся десять — это пирожки с капустой, — отозвался он.

Женщины рассмеялись.

— Пойду бельё повешу, — сказала Мария.

Ляля устало плюхнулась на табуретку, и к ней на колени тут же запрыгнул Шмыга. До этого он спал где-то в глубине комнаты.

— Здравствуй, мальчик, здравствуй, мой милый! А что это у нас на усах? Паутина? Он её ест, — пояснила Кристиану девушка.

— Она вкусная, — серьёзно ответил штурман. — Я в детстве тоже попробовал один раз.

— Если вкусная, то почему один? — улыбнулась Ляля.

— Она мне нравилась только до определённого возраста.

— Понимаю. Я раньше любила кексы с повидлом, теперь почему-то терпеть не могу.

— А что учитель? Что вы копировали?

— Его гениальную картину. Он гениален во всем, даже внешне гениально симпатичен. По крайней мере, так у нас многие девочки считают, но на вкус и цвет, как говорится… А ещё он гениальный педагог.

Кристиан тихо рассмеялся.

— Он даёт глупые задания, потом сам же удивляется, почему половина группы выполняет их через силу, — продолжила Ляля. — Я понимаю, что ставить руку нужно терпеливо и старательно, но ведь мы должны и учиться слушать себя! Рисовать — значит, выпускать то особое чувство жизни, что у каждого человека свое. Я поэтому и пошла на художника учиться, мне нравится создавать новое.

— И у вас все преподаватели такие? — спросил штурман. Он знал, как хорошо Ляля рисует. Одна из её картин висела в коридоре. Это был прекрасно выполненный акварелью пейзаж.

— К счастью, нет, — широко улыбнулась девушка.

На кухню вернулась Мария.

— Я минут на пятнадцать отойду. У нас ни хлеба, ни молока нет.

— Ой, мам, прости… Я забыла.

— Да ладно. У тебя две курсовые на носу.

И она вышла в коридор.

Пока Ляля ела, Кристиан задумчиво гладил Царапку. Котёнок мурлыкал, развалившись у него на коленях. Из пушистой лапки торчал коготок, им он цеплялся за скатерть. Иногда звереныш поднимал глаза и смотрел на Лялю, словно изучал её. Кристиан тоже раздумывал над тем, почему женщины так тепло его приняли. Странное доверие, чем он его, спрашивается, заслужил?

— А у вас есть девушка? — вдруг спросила Ляля.

— Нет.

— Значит, и сына нет, — вздохнула она.

Кристиан не выдержал и рассмеялся.

— Пока что нет, — сказал он. — А у тебя парень есть?

— Пока что нет, — улыбнулась Ляля. — Мне кое-кто нравится, но это всё глупости. А любовь не должна быть глупостью.

— Согласен.

Кристиану вдруг пришла в голову странная мысль: если бы у него всё-таки был сын, он бы непременно познакомил его с Лялей. Девушка была чудесной, совсем не заслужившей такой вот скучной однобокой жизни. У неё были ещё по-детски большие глаза, взлохмаченные русые волосы и милые крупные веснушки на щеках. В её лице он видел надежду на лучшее будущее, стремление к свободе и радости, незапачканную, юную отвагу, готовность идти через трудности с улыбкой…

— Вообще, что есть любовь? — рассуждала между тем Ляля. — Просто чувство, которое мы себе внушаем? Придуманное кем-то безликое понятие, чтобы жизнь казалась лучше? Великая сила, которая склеивает наш мир, не давая ему развалиться на части?

— Или энергия, равной которой по силе ничего не существует? — сказал он.

— Да. И сила, и энергия, правильно. Я прекрасно понимаю, почему любовь в нашем мире не развивается, а скорее деградирует. Мы ведь и сами стоим на месте. Иногда хочется сдаться.

— Хочется, потому что так проще, — сказал Кристиан. — Ты веришь в сказки?

— Я хочу верить в то, что мир — нечто большее, чем учёба, работа и прочие обязательства. Иногда я думаю — а что было бы, если бы мы не умели чувствовать? И мне становится страшно. Без чувств невозможна жизнь, чувства — это фундамент бытия. А вот что ты построишь на нём — это твоё личное дело. Что вы строите, Кристиан?