Онлайн книга «Сентябрьские розы»
|
– У поэтов нет возраста, – сказала Долорес. Она говорила по-французски с едва уловимым акцентом. Фонтен отметил ее хорошее произношение. – А я между тем ни разу не была во Франции и вообще в Европе, – ответила она. – Но я воспитывалась во французском монастыре, Нотр-Дам де Сион, и читаю в основном французских писателей. – Правда? А что вы читаете? – Ваши книги, маэстро… Я могу так сказать, no?.. Правда, я актриса и читаю в основном драматургов: Клоделя, Ленормана, Жироду. Пытаюсь переводить пьесы… Еще я читаю поэтов: Лафорга, Валери, Макса Жакоба, Аполлинера. – А Расина, Мюссе, Бодлера? – Claro que sí… [9] А вот и журналисты. Она пошла им навстречу. Фонтен любовался, как легко и непринужденно она держится. Она объяснила, что трое из критиков люди умные, и с ними говорить будет легко, а вот у четвертого репутация… Она задумалась: – Cómo se dice? [10] – Надо держать ухо востро, – подсказал Фонтен. – Вот именно. Нужно быть осторожным. – Дорогая сеньора, вы будете очарованы гулкой бессмысленностью моих слов. Она рассмеялась и с самого начала разговора принялась его подбадривать. Сидя в низком кресле, чуть наклонясь вперед, очень внимательная, она словно поддерживала Фонтена взглядом. Один журналист спросил, использует ли Фонтен персонажей из реальной жизни, когда пишет роман. – Это химический процесс, не поддающийся описанию, – ответил тот. – Исходная точка, она да, из жизни, а природные элементы… художник их… э-э… перерабатывает, превращает в некую особую субстанцию… Все персонажи романа – это в сущности… Толстой говорил: «Я взял Соню, перетолок ее с Таней, и получилась Наташа…» Гёте наблюдает за Гёте, чтобы вышел Вертер, но Вертер очень далек от Гёте, поскольку Вертер не пишет «Вертера»… Представьте себе, что Бальзак и Стендаль наблюдают за одними и теми же событиями, они написали бы об этом два совершенно разных романа. Долорес перевела, затем добавила по-французски, только для Фонтена: – Это как художник, no?.. Их общая палитра – природа, но у каждого есть еще и своя. Нам известно, что Мари Лорансен всегда использует тот же бледно-голубой, тот же розовый, что у Эль Греко будут совершенно нереальные зеленый и синий, а у Ренуара все женщины будут… сómo se dice?.. такими радужными, no?.. – Браво! – воскликнул Фонтен. – Где, черт возьми, вы смогли изучить этих художников, если никогда не были в Европе? – Из книг, у меня есть альбомы с репродукциями. Они заговорили друг с другом, совершенно забыв про журналистов, которые прислушивались, пытаясь выхватить хоть слово. Наконец недовольный Петреску вмешался: – Лолита, надо говорить испански. Наш мэтр, вы его еще увидеть, а эти sеñores… В разговор вступил «ухо востро». Он задал было вопрос, и Долорес резко осадила его по-испански. Затем она сказала Фонтену: – Это вздор! Он спросил, принимаете ли вы нас всех за дикарей. – Скажите ему, что мне, напротив, прекрасно известно, что ваша цивилизация – одна из самых древних на планете, и я во время этого путешествия намереваюсь изучать ваше искусство. Долорес произнесла целую речь. Она развила то, что сказал Фонтен. Он смутно угадывал, что она говорит о «природной энергии земли, предназначенной для поэзии», ничего общего с тем, что сказал он. Но он с удовольствием наблюдал, как серьезно она это говорит и как меняется упрямое выражение физиономии задавшего вопрос журналиста. Под конец он одобрительно кивнул. Когда журналисты откланялись, Петреску сказал: – Уф! Теперь, мэтр, он будет отдыхать… Muchas gracias, [11] Лолита. – Минутку, – вмешался Фонтен, – минутку. Надо, чтобы сеньора Гарсиа что-нибудь выпила с нами, чтобы отметить удачное окончание разговора, который, если бы не она, превратился в неравную битву. Что вы посоветуете здесь выпить, сеньора? – Прошу вас, говорите «Долорес»… Мое полное имя Мария де лос Долорес, но все здесь называют меня Лолита… Долорес – это так чопорно… Местный напиток? Pizco, белый ликер, чистый, натуральный… Его пьют со льдом, думаю, вам понравится. За стаканчиком ликера Фонтен и Долорес оживленно беседовали. – Расскажите мне про Лиму, – попросил он. – Что здесь стоит посмотреть? – Все! Лима – загадочный, чарующий город. Только его нельзя посещать с официальными делегациями. Позвольте мне повести вас bajo del puente, за мост, в старые испанские кварталы. Вы знаете, что здесь был вице-король? – Разумеется, ведь в Лиме происходит действие «Кареты святых даров». [12] Можно увидеть дом Периколы? – Я вас туда свожу. – Вы и есть Перикола? – У нас есть что-то общее. Но она была веселой, а я грустная. – Не сегодня. – Нет, сегодня я счастлива… Soy feliz… Сама не знаю почему… Если бы у меня была гитара, я бы вам спела мелодии фламенко. – Почитайте мне испанские стихи. Она провела рукой по вьющимся волосам, и Фонтен обратил внимание на ее длинные тонкие пальцы. A mis soledades voy De mis soledades vengo Porque para andar conmigo Me bastan mis pensamientos… – И что это означает? – «Я иду к своему одиночеству, / Я ухожу от своего одиночества, / Потому что, чтобы идти со мной, / Мне достаточно моих мыслей». Это Лопе де Вега… Есть только два по-настоящему великих испанских поэта: Лопе де Вега и Федерико. – Федерико? – Федерико Гарсиа Лорка. – А Кальдерон? – Он меня трогает меньше… Он богослов… Обожаю Федерико, я здесь играла «Кровавую свадьбу»… После его смерти я повесила его портрет над кроватью… Вы читали его «Цыганские романсеро»? No?.. О, надо прочитать… Это самые прекрасные стихи нашего времени… Я вам переведу. Знаете, во мне есть цыганская кровь! У меня огромная сила воли… Вы еще убедитесь. – Нам столько еще всего надо сделать вместе! – воскликнул он. – Прогулки, чтение, переводы, самонаблюдение. – Да, maestro, в самом деле, столько всего. Она посмотрела на него долгим взглядом, не говоря ни слова. Петреску зевнул. – Мэтр, это не есть разумно. У вас завтра трудный день, а сейчас больше два часа… Buenas noches, [13] Лолита… |