Онлайн книга «Метро 2035»
|
Троица сдулась, уместилась в сжатый до спичечного коробка дверной проем в конце коридора, вышла к народу. – Правду! – полыхнуло снаружи в распахнутую дверь. Илья Степанович приподнялся вверх-вдоль по стене, потянулся к крику, подался весь ему навстречу, но шерстяной человек осадил его, вложил учителю кулак в солнечное сплетение. И снова захлопнулось. Вот: люди, наконец, хотели знать, а у Артема опять во рту вонючая тряпка. Ничего, теперь другие за него могут сказать. И сказать, и сделать. Разослал во все концы гонцов, теперь и подохнуть не так жутко. Долетало: трое этих по очереди что-то баюкающее мурлычут проснувшейся толпе. Та кричала вопросы, ей колыбельных не хотелось. Спасибо, Летяга, думал Артем. Жалко, что ты умер. Странно, что ты умер. Как же ты – не будешь больше косить на меня своим глазом? Шутки не сможешь шутить? У кого мне кровью одолжиться теперь? Прости, что сомневался в тебе в самый последний момент, Летяга. Но ведь и ты во мне в самый последний момент сомневался. Сомневался, а сказал все как надо; так, чтобы меня вытащить из петли. Жалко, ты не слышишь, как там, на станции, люди просят правды. Мы с тобой вместе им гермозатворы сейчас открываем: ты и я. Вместе выпускаем их наверх, наружу. И где-то еще другие наши, заговорщики, делают свое. Печатает листовки Гомер, ведет Бессолова, приставив ствол к бледному виску, апостол – бункер распечатывать. Пускай тут Мельник мечется, бесится – пес без хозяина. О чем они будут говорить на Совете Полиса? О том, как крышку поплотней прижать, привинтить? О том, как передавить всех бунтовщиков быстро, поодиночке, чтобы слухи о возрожденном мире не расползлись по метро? – Звони! Куда хочешь звони! На Цветной! Всех не передавят. – Говори! – бушевало снаружи. – Ты правду говоришь? – спрашивал Илья Степанович у Артема. – Это все, что ты Гомеру рассказывал? Правда? Артем кивал ему. Что там у учителишки в голове плавилось, во что отливалось? Хозяин часов – два бегающих глаза в дырах – все чаще поднимал стрелки к лицу. Сюда, в предбанник приемной, через щели затекало из полковничьего кабинета предчувствие густеющей необратимости всего, что творилось сейчас в метро. Снова думалось об Ане. О том, какая у нее оказалась упрямая любовь. Артем-то иначе изнутри был организован: почувствовал первый холод от Ани – и стал в ответ холодеть. Как будто не мог сам любви излучать, а только Анину любовь зеркалил своей вогнутой душой. Чувствовал на себе рассеянный свет внимания – собирал его в пучок и отправлял назад. Распалял ее им – и собирал еще больше тепла в ответ. А стоило Ане начать гаснуть – как и ему нечем стало расплачиваться. И так он мельчал, пока совсем не иссяк, не разверил, пока их будущее у него в уме не рассохлось и не раскрошилось. А у Ани сердце работало что ли наоборот, навыворот. Казалось, не нужен он ей уже – за его злонамеренную глухоту, за вредное упорство, за нежелание поступиться своими идиотскими мечтами и за пренебрежение мечтами ее. Может быть, она и думала отставить Артема первой. Жира на фитиле оставалось только покоптить. Но только лишь он ушел, она заново вспыхнула – ожесточенно, отчаянно. Так, что от жара ему глаза стало печь, захотелось ладонью закрыться. Закрывался – и нагревался все равно. Аня опять отражалась в нем – криво, смешно – но отражалась все четче и все ярче. Странное топливо любовь. – Не отвечает? Сейчас, может, уже и некуда тебе, папаш, звонить. Достаточно времени прошло. Если апостолу повезло, если он точно все выполнил, бункер, может, уже взят и выпотрошен. Жирные крысы уже выстроены в ряд на Таганской, в глупых своих костюмах, и отвечают, как школьники учителям, последний свой урок по географии. – Анзор! Зашел, смерив Артема с Ильей недобрым взглядом, Анзор. Выслушал лай Святослава Константиновича, выкатил его, прыгающего на вихляющей колеснице, в коридор. – Этих что? – спросил который с часами. – Пока не решил. После Совета, – не оборачиваясь, процедил Мельник. Так и не дозвонился. – Их тут? – Да. Нет, постой. Давай со мной их. Могут пригодиться. Только глядите, чтобы молчали. Взяли под мышки, подняли с пола – и заклеенного Артема, и обмоченного Илью. Вывели на сияющую Арбатскую. Клином встали, распихали толпу. Маршем двинулись через всю станцию, с вызовом. Глохли, а не слышали, как люди им кричат. Совет Полиса заседал тут же; поэтому и Мельнику кабинет на Арбатской требовался. Подошли к дверям. Все построение осталось снаружи, Артема с Ильей на Совет тоже не позвали; Орден развернулся ежом, ощетинился, закрыл вход от ротозеев. Мельник с Анзором вошли, проследовали еще несколько запоздалых браминов, и двери закрылись. – Говорят, приняли сигналы какие-то… – шуршало вокруг. – Мы вроде не единственные выжили… – А где еще? Кто? Кто сказал? – Вот выйдут, будет ясно. Совещаются. – Да как такое может… Столько лет молчали… И тут – нате… – Орден узнал. Стычка была – говорить или нет. – А эти кто? На скамейке? Связанный – кто? – Террористов взяли. Скоро скажут. Артем не видел шептавшихся. Видел вместо них черные одинаковые спины, наплечные ремни бронежилетов, шерстяные затылки, широко расставленные бутсы. Но чувствовал их: от их любопытства воздух звенел, кислород сгорал, стены ближе придвигались. Их здесь были сотни. Пускай попробует Мельник их заставить ждать с ответами. Вдруг зашумело. Кто-то проталкивался сквозь давку – умело и решительно. – На Совет! Дорогу! В оцеплении тоже смутились. Сначала схватились друг за друга крепче. Потом качнулись в сомнении. Голос Тимура, что ли? Летяги и Артема товарища. Он же раскольник, Тимур… Он ведь отходил вместе с Лехой, с Гомером, с вырученной Аней! Почему он тут? Почему вернулся? Он же сейчас бункер штурмует. Или взял его уже? Принес на заседание Совета бессоловскую срубленную голову? – Дорогу! По приглашению Совета! Оцепление прорвалось – пропустили в круг Тимура, и еще с ним – Князя и Луку; оба из старого состава. Тимур заметил Артема на скамейке, кивнул ему, но вступаться не стал. Прошел внутрь. Лука с Князем остались караулить. О чем говорят? За что торгуются? Тянут время? Ставят ультиматумы? Клянчат прощение? Голову на блюде изучают? Внутри стояла тишина. Не перетравили ли их всех там? – Дорогу! Дорогу! На Совет! |