Онлайн книга «Метро 2035»
|
– Быстро добрались. Может, и не очень большая доза, – сказал Артем Ане. – Ладно, – ответила она. Вылезли, прислушались… Где-то рычало вдалеке. – Бегом. Пробрались в вестибюль – Артем бросил последний взгляд сквозь пыль на плексигласе – преследуют? Нагнали? Кажется, нет. Если и гнались, отстали. Верхний гермозатвор открыт; надо вниз по эскалатору, на полсотни метров в глубину. Внизу – ни зги, но Артем эти ступени за год наизусть выучил. Илья споткнулся, полетел было уже носом в ступени и дальше – хребет ломать, еле его поймали. Наконец ступени кончились. За короткой площадкой начиналась стальная стена – гермоворота. Артем вслепую и точно шагнул влево, с ходу нащупал на стене таксофонную трубку на металлическом шланге, первую из двух. – Открывай! Это я, Артем! Трубка глухая была, как будто провод оборван. Как будто он в один из тех домов снаружи звонил, а не на свою живую станцию. – Слышите?! Это Артем! Черный! Эхо от его голоса звенело в угольной пыли, в тоненьких металлических пластиночках. Другого звука в трубке не имелось. Артем нашарил Анины пальцы. Сжал. – Все нормально. Просто спят. – Да. – Когда ты уходила, все ведь было… – Все в порядке было, Артем. Илья Степанович трудно, громко дышал. – Не надо так глубоко, – посоветовал ему Артем. – Фон же. Повесил трубку. Снова снял. Приник к холодному пластмассовому кругу. – Але! Это Артем! Откройте! Никто не собирался им открывать. Как будто некому было. Он подошел к стене, стукнул кулаком по железу. Плохо вышло, неслышно. Тогда вспомнил о револьвере. Взялся было за ствол, чтобы рукоятью врезать по стали. Одумался: вдруг заряжено? Вытащил барабан. Пощупал. Почему-то было в нем вставлено два патрона. Выдавил их, опустил в карман. Стал бить наганом в железный занавес, как в колокол. Бомм! Бомм! Бомм! Вставайте, люди! Просыпайтесь! Оживайте! Ну?! Прижался ухом к стене. Есть кто? Снова: бомм! Бомм! Бомм! – Артем… – Должны быть! Опять схватил трубку, повесил на рогатину, снял. – Але! Але! Это Артем! Сухой! Откройте! Там нехотя что-то заворочалось. – Слышите?! Кашлянули. – Открой ворота! Наконец сказали: – Какое еще, на хуй? Ночь! – Никицка?! Открывай, Никицка! Это Артем! Открывай! – Открывай, Никицка, жри фон. Да? Хуль ты там забыл опять? – Открывай! Мы без защиты тут! – А вот не хер потому что! – Ну вот я отчиму скажу… Зараза ты… Там сморкнулись. – Ладно… Железная стена лениво, равнодушно поползла вверх. Стал свет. Вошли в буферный отсек: краник в стене, шланг валяется. Еще трубка. – Буфер открой! – Сполоснись сначала! Дерьмо всякое тащить… – Как? Мы голые тут! – Мойтеся, говорят! Пришлось обхлестать и себя, и Илью Степановича, и Аню холодной водой с хлоркой. На станцию вошли вымокшие и замерзшие. Пахнуло сразу навозом, свиньями. – Спят все. Сухой спит. Ну и наряд у тебя. – А нам куда? – Палатка ваша свободна, – Никицка поглядел на них, продрогших цуциков, смягчился. – Ждали вас. Погоди, тряпок дам вам обтереться. И идите, лягте. Завтра утром разберешься. Артем хотел заспорить, но Аня взяла его за руку, потянула за собой. Правда, решил он. Вломился ночью без химзы с улицы, еще не хватало всю станцию перебудить. Точно примут за полоумного. Ничего, особой спешки нет. Пока от Полиса сюда доползет… – Скажи только дозорным, чтобы чужих на станцию не пускали. И сверху, – он вспомнил про сгусток. – Сверху тоже чтобы никого больше. Хорошо? – Доверься мне, – осклабился Никицка. – Чтобы я еще ради такого хоть раз проснулся! – Ну все. А, и этого вот товарища определить надо куда-то, – Артем вспомнил на Илью Степановича. – Отчиму все объясню с утра. Илья Степанович остался с Никицкой, похожий на брошенного пса. Но это не Артема была беда, не он этого человека приручал и не он его бросил. Их палатка действительно была свободна. Никто на нее не позарился? Наверняка покушались уже, но Сухой отстоял. Полезно быть начальству хотя бы и пасынком. Зажгли фонарик, поставили лампой в пол, чтобы соседей не будить. Переоделись в сухое, что было. Друг на друга голых не смотрели. Было стыдно и неловко. Сели на матрас по-турецки. – Выпить осталось? – шепотом спросил Артем. – У тебя было. – Осталось. Я докупала, – шепотом ответила Аня. – Дай? Пили по очереди, прикладываясь к сколотому горлышку. Брага была скверная, со злым духом, со взвесью на дне – но исправная. Отвинчивала вкрученную в плечи голову, ослабляла привычную уже судорогу в спине, в руках, в душе. – Я поняла, что без тебя не могу. – Иди сюда. – Правда. Я попробовала. Артем сделал большой глоток – не влезло в горло, ожгло гортань, закашлялся. – После нашего разговора… в Полисе. Меня папаша твой отправил на Комсомольскую. Патроны красным подарить. Чтобы бунт… Там голодающие… Восстали. И… Я к ним туда попал случайно. К красным. Мы – все. Тысяч, не знаю сколько, народу. И их – из пулеметов. Мне там… Женщина какая-то… Меня попросила сына подержать. Лет пяти-шести. Я взял его на руки. Ее убило. И я подумал тогда: нам с тобой придется этого мальчика усыновить. И через минуту его тоже. Аня забрала у него бутылку. Глаза у нее блестели. – У тебя руки холодные. – У тебя губы холодные. Пили молча, по очереди. – Мы теперь тут будем жить? – Я им должен рассказать всем. Сухому. Всем. Нашим. Завтра. Спокойно. Первым, пока им другие все по-своему не рассказали. – Думаешь, они тебе поверят? Они никуда не пойдут, Артем. – Посмотрим. – Прости. – Нет. Не надо. Это я… Я. – У тебя даже язык холодный. – Зато у меня сердце горячее. А ты вся в мурашках. – Давай сюда свое сердце. Хочу согреться. * * * Проснулись поздно – и одновременно. |