Онлайн книга «Купальская ночь, или Куда приводят желания»
|
– Я здешнюю мельницу уже не застал. Они стояли вдоль шляха, ветряные, и по реке, водяные, – вполголоса поведал Костя, проводя ладонью по жернову. – А кроме мельниц вдоль шляха были хутора, и помещицкие усадьбы. Но теперь от них ничего не осталось, ни камешка по всей округе… Наша суконная фабрика, да башня водонапорная, да цигельня – вот и все богатство. Все остальное разобрали. А ведь было совсем недавно… Можешь себе представить? – Как и тот курган, о котором ты говорил… – отозвалась Катя. – Под хлебозаводом. Матушка там теперь работает. И делает плетенки с маком. А было когда-то – Дикое поле. Ничья земля, по которой ходят набегами крымские татары, половцы, печенеги – и Бог знает кто еще. Ведь почему У-краина? Потому что стоит у края. Мы с тобой стоим почти на краю земли. И никто не знает точно, что там, за краем, за Диким полем. И тут же представлялись древние карты мира, который держат слоны, или киты, или черепахи, и у мира есть край, с которого можно соскользнуть – и пропасть… И Катя жалась к Косте поближе: – А правда, что в поселке дом культуры – бывшая церковь? – Да. А парк Прясленский – это кладбище. Так что мы с тобою первый раз на кладбище целовались, – сделал страшное лицо Костя. Да уж, такое Кате в голову как-то не приходило, хотя она и раньше слышала, что в советское время из прясленского кладбища сделали парк. Разбили клумбы и устроили танцы по выходным, а купола с церкви сняли, и колокол утопили в Юле напротив башни. Нашли его не так давно, когда Катя уже училась в школе. Теперь по выходным в ДК были торжественные регистрации браков, и это казалось ей символичным: там, где когда-то людей венчали, теперь все равно объявляли мужем и женой. И хотя ничто, кроме стен дома культуры, не помнило своего предназначения – оно было исполнено. Костя вытряхнул из котелка раков, еще лениво перебирающих усами, и сходил к реке за водой. Вернулся, подвесил котелок над бойко потрескивающим костром, и поднял на Катю глаза: – Хочешь узнать, что я сказал Жене после Купалы? – Когда ты ходил к ней утром? – Да. Катя замялась: – Не уверена, что хочу… – Я пришел к ней, и сказал, что мы с нею расстаемся. Она спросила, почему. Я ответил, что встретил тебя, – его немигающий взгляд уперся в ее лицо, от которого отхлынула кровь. – И мы расстались. Он дал ей время осмыслить сказанное и снова начать дышать. – Так что понятно, почему она на тебя взъелась. И почему слухи про тебя распускает. Ты на нее не обижайся, она девчонка неплохая, просто… Сама понимаешь… – Слухи? – Катя постаралась разыграть неведение. – Какие слухи? Костя закусил губу, улыбаясь: – А, так ты уже слышала… Мне Маркел сказал, он же мои глаза и уши по всему поселку. Все примечает, все слышит. Вот он и сказал, что Женя всем твердит про тебя… разные глупости. – Ты же не думаешь, что это правда? – уточнила Катя, замерев. – Я знаю, что это неправда. Но… – Но? – похолодела она. Костя откровенно веселился: – Ты вообще даже не думай об этом. Глупости! У меня были. В детстве пару раз, и в армии. Вши. Так просто и весело он сказал это слово, что Катя не сразу нашлась. – О, ну конечно, давай подольше поговорим об этом… – постаралась она сыронизировать. – Брось. У кого не было вшей? – Костя развел руками. – И почему ты всегда делаешь такое лицо, будто на свете есть неприличные темы для разговора? – Потому что они есть! Правда есть! Меня мама так научила… – Значит, твоя мама неправа. Катино терпение кончилось, и она вскочила на ноги: – Все, пойду купаться. Костя проводил ее смеющимся взглядом. Когда она вернулась, по полянке плыл дразнящий запах укропа. Вода в котелке кипела ключом, и из нее торчали укропные стебли. Костя насвистывал песенку и один за другим бросал туда раков. Они розовели и умирали. Катя вспомнила зарубленную Аленой курицу. Костя истолковал ее вздох по-совему: – Это не излишество. Это еда, которую надо добыть и приготовить. Я добыл, я приготовил, мы съедим. В этом куда больше смысла, чем в «сникерсе»… И Костя ловко разламывал раков и клал Кате в рот нежнейшие раковые шейки, а сам со вкусом обсасывал клешни, зубами выдавливая из них мясо. Он хрустел луком, пока Катя хихикала и мотала головой, отказываясь следовать его примеру. Костя уговорил ее, когда пригрозил не целовать ее весь оставшийся день из-за лукового запаха: из двух испытаний Катя выбрала более легкое, и, взяв самую маленькую луковку, засунула ее в рот и зажмурилась, жуя. Все было вовсе не так страшно, даже вкусно, и у поцелуев был теперь луковый привкус. – Мы как грузчики… – хохотала она. – А что ты имеешь против целующихся грузчиков? – мурлыкал Костя. Они теряли счет времени, не желая оторваться друг от друга. Полено давно откатилось в сторону, они лежали на расстеленном по земле полотенце. И наступил момент, когда все изменилось. Внутри что-то так сильно, болезненно сжалось, что захотелось стонать. Катя что есть сил вцепилась в Костины плечи. – Прикажи мне остановится, и я остановлюсь, – прошептал он ей, отрываясь от ее губ и глядя своими лунными, туманными глазами. Катя скользнула в этот туман: – Не останавливайся. Она и сама не поняла, почему так сказала. Только сама же и отшатнулась, испугавшись, как это прозвучало. С такой мольбой, так протяжно и глубоко. На губах у Кости появилась лукавая улыбка. В его глазах она прочла, что он видит ее насквозь. И понимает все, о чем она подумала, и все смятение, которое ее охватило после этого. Маленькая, испуганная и неопытная. – Не-а, – хмыкнул он, насмешничая не над ней, а над собой, и погрозил пальцем. – Ай-яй-яй… Ласково щелкнул ее по носу, неуклюже перекатился подальше. А через минуту и вовсе встал и неторопливо направился к рощице. Катя за ним не пошла. Внутри у нее все клокотало и плескалось, непонятное, пугающее. Звук, который она приняла за шелест ветра, оказался шумом в ее голове. «Я плохая…» – мелькнуло у нее. Она в отчаянии грызла губы. «Что он обо мне подумал… он обиделся что ли… не надо было…» Что «не надо было», она и сама не знала толком. Все время, пока Костя прогуливался по рощице, Катя сгорала от стыда, неловкости и неуверенности. Она вспоминала и про Женю на пляже, и про день рождения, о котором ее никто не оповестил, и про Костины слова, сказанные им Жене наутро после купальской ночи. Последняя мысль согрела ее. Но тут же паникующий разум принялся подсовывать новые поводы для терзаний и переживаний. Катя обхватила голову руками, стараясь ни о чем не думать. Костя вернулся в самом мирном состоянии духа, снова насвистывая под нос. Ему замечательно удавалось не терять спокойствия, когда Катя сходила с ума. |