Книга Солдат великой войны, страница 81 – Марк Хелприн

– И что с нами будет?

Вопрос показался всем таким важным, что на плацу повисла мертвая тишина.

– Не знаю, – ответил лейтенант. – Поживем – увидим.

Потом отдал приказ: «Смирно!» – И они вытянулись в струнку и щелкнули каблуками, понимая, что этот этап жизни закончился, а впереди – неизвестность.

Они двинулись на юго-запад – по проселочным дорогам, вдоль железнодорожных путей, через железнодорожные пути, по полям, мимо фабрик. Полтора часа шагали в темноте. Когда начало светать, вышли к протоке, каких хватает в Венецианской бухте. Шли вдоль нее, пока не добрались до деревянного пирса, который имел направление строго на восходящее солнце. У пирса стояли три небольших парохода, готовые к отплытию. Обычно погрузка военных частей занимает много времени, но речные гвардейцы, умелые и хорошо подготовленные, действовали быстро и слаженно, и в пять минут поднялись на борт вместе с тележками и всем остальным.

Гварилья обратился к матросу, который стоял у румпеля парохода, на котором оказались они с Алессандро.

– Мы поплывем к броненосцу? – спросил он.

– Нет, – ответил матрос, – вы поплывете к ведру с говном.

– Не понимаю. – Гварилья покачал головой, подумав, что, возможно, матрос просто не любит свой корабль.

– Я тоже, – фыркнул матрос, – и мне запрещено разговаривать с вами.

Три транспорта отвалили от пирса, миновали спокойную дельту, вышли в море. Хотя речные гвардейцы не знали, куда их везут, их радовало, что идти уже никуда не надо. Сушу с подъемами и спусками заменила серая череда волн, но они не взяли курс на морские просторы. По какой-то причине корабли плыли к Венеции. Приближались к ней с каждой минутой. Солнце, которое вставало с другой стороны города, пробивалось сквозь зазоры между зданиями и било в глаза. Подсвеченная его лучами, Венеция казалась огромной и угрожающей, пока они не вошли в Большой канал.

За исключением Алессандро, в последние месяцы никто из них не бывал в этом городе, и они настороженно вглядывались в каждую деталь. Молодые солдаты, не имеющие понятия о формах (за исключением женских), смотрели на венецианские дворцы, словно архитекторы, которых ведут на казнь. Когда официант в сером сюртуке и накрахмаленном фартуке подошел к каналу и выплеснул ведро мыльной воды, они пристально следили за движениями его рук и спины. Гондолы пытались пройти как можно ближе, из одного из домов донеслись звуки пианино. Они плыли по Большому каналу с винтовками за спиной и мечтали о том, чтобы остаться здесь навсегда.

Вышли они из Большого канала так же быстро, как и вошли. Солнце окрасило Сан-Джорджо Маджоре в теплые цвета – оранжевый, охряный, белый, – над головой нависла бездонная синева неба с редкими облачками, подсвеченными золотом. Они вытянулись друг за другом, словно ветви ивы.

Волны усиливались по мере того, как солнце двигалось к зениту. Речные гвардейцы проплывали мимо кораблей, стоявших на якоре. Носы транспортов поднимались и опускались, иногда разбивая волну и окатывая палубу брызгами.

* * *

В тот момент, когда колокола в Венеции истерично звонили шесть утра, три транспорта обходили старое ржавое судно для перевозки скота, стоявшее между миноносцем и крейсером. Поначалу гвардейцы думали, что высадятся на крейсер, потом – на миноносец. Но транспорты остановились у ржавой посудины, и гвардейцы громко застонали.

– У нее даже нет названия, – воскликнул кто-то. – Разве бывают корабли без названия?

– Почему бы и нет? У нас же теперь нет фамилий.

– И что напишут, если в нас попадет торпеда?

– Не волнуйся. Торпеды слишком дороги, чтобы тратить их попусту. Кому вздумается топить коров, овец да коз?

– А если они заметят нас?

– Я об этом и толкую.

– Вы знаете, что я говорю? – прокричал Гварилья, достаточно громко, чтобы его услышали на всех транспортах. – Я говорю, у меня нет фамилии. Родом я ниоткуда, семьи у меня нет, я не знаю, куда направляюсь, что делаю и когда вернусь. И знаете, что я говорю? Я говорю… да пошли вы все!

– Я знаю, куда нас везут, – подал голос обычно молчаливый солдат. – Нас везут на юг.

– Может, только потому, что корабли не могут перемещаться по суше.

– Мы отправляемся завоевывать Турцию.

– По мне лучше уж воевать с ними, чем с немцами.

Тут они вспомнили войну 1911 года, и кто-то возразил:

– А по мне – нет.

На борт скотовоза они перебирались в хорошем настроении, поднимали тележки на борт с помощью кранов, которые обычно использовались для подъема или спуска перепуганных лошадей и коров. Транспорты отошли, тележки упрятали в трюм, и скотовоз готовился к отплытию. На носу открылся люк. Появились два матроса, чтобы поднять якорь. Скоро они уже шли по морю под крики кружащих над ними чаек и среди белых барашков, то и дело появляющихся на волнах.

Два матроса в изношенной форме без знаков отличия принесли большой металлический контейнер, весь в капельках воды. Как выяснилось, с ванильным мороженым и клубникой.

– Подарок с крейсера, – сказали они, – и оно скоро растает. Холодильника у нас нет.

– Куда мы направляемся? – спросили их.

– Сами не знаем. Капитан тоже не знает. Ему, естественно, дали конверт с названием следующего порта и временем прибытия. Там дадут следующий конверт. Такой порядок с начала войны.

С мостика спустился лейтенант. Он знал.

– Сначала плывем на военно-морскую базу в Бриндизи, где к нам присоединится полковник и скажет, что нам делать.

– Лейтенант?

– Да?

– Полковник?

– Вы что, не слышите меня?

– На три взвода? Полковники командуют бригадами.

– Первым делом найдите места для ночлега на палубе, – приказал лейтенант.

– На море сильная роса, – заметил кто-то из солдат. – Мы промокнем насквозь.

– Нет. У этого судна малая осадка, потому что оно спроектировано с тем, чтобы проходить над рифами на островах, куда доставляют скот. Капитан говорит, пойдем вдоль берега. По ночам ветер дует с суши, и он сухой. Мы будем держаться так близко к берегу, что вам покажется, будто вы едете на поезде.

Съев мороженое, Алессандро и Гварилья устроились на палубе. По правому борту в средней части корабля. Котелки они вымыли, опуская в воду, потом легли на импровизированные койки из одеяла и вещмешка. Устроились поудобнее и от усталости быстро заснули, проспав всю жару, изредка открывая глаза, чтобы взглянуть на чаек, летающих над кораблем.

* * *

Ближе к вечеру их форма стала заскорузлой и белой от соли.

– Однажды я видел человеческий пепел, – поделился с Алессандро Гварилья. – Он серо-белый, того же цвета, что и складки на твоей гимнастерке.