
Онлайн книга «Алый чиж»
– Обидно… – Не очень. Свое выпито. По-моему, мы с тобой и раньше не слыли пьяницами, а теперь, как подумаешь, сколько сил и мытарств организму опосля, нет охоты начинаться. – Федю бы надо помянуть. – Не слишком уверенно наседал Евгений Васильевич Беленко, которого с юности за странный рыжеватый клок волос на затылке окрестили Пегим. Клок с возрастом полысел и выделяться перестал, но кличка прилипла. Пожалуй, он один из всей компашки сохранил привычки молодости, и возраст на его характере не сказывался. Алехин вздохнул: – Раз, и нет человека. – До шестидесяти месяц не дотянул… Ну ладно, хватит о грустном. – Евгений Васильевич сам не любил предаваться скорби, и потому на печальном обряде настаивать не стал: – Ты мне, Дан, так и не ответил… – О чем? – Чего теперь делаешь? – Я пенсионер. – Живешь на пенсию?! – вылупил глаза флегматичный Беленко. – Шутка, – мрачно признался Алехин. – Тогда чего темнишь, – Флегматик сразу успокоился. – Не темню, Пегий. Господи, скучно говорить об этом. Все то же. Проектирую. – Платят? – Бывает, и платят. Официант сгрузил с подноса холодные закуски и разлил нарзан в бокалы клиентов. У Евгения Васильевича в кармане мелодично звякнуло. Он достал трубку, посмотрел на экранчик мобильного и, виновато бросив приятелю: «жена», тихо заговорил по телефону. Алехину сразу стало ясно, что тон, с которым общался Пегий с супругой, отработан годами. Даниил пытался припомнить, как зовут жену приятеля, поскольку в памяти сохранилась только ее кличка. В своей мужской компании они называли мадам Беленко Достоевским. Прозвище она заработала вовсе не литературным талантом, а постоянной, правда, обоснованной ревностью. Даниил тактично дождался конца беседы: – По-прежнему с Достоевским? – А чего менять? Поживешь годика три с новой, станет такой же мегерой. Свою хоть знаю… А ты, Дан, все холостуешь? – Давай обо мне не будем, – поморщился Даниил Николаевич. И не было понятно, чем вызвана его гримаса. Вкусом нарзана или мыслями о молодой ученице Маше, которая последнее время скрашивала его одиночество. Маша давно осмелела и все больше предъявляла права на престарелого бойфренда. От Маши Алехин начинал уставать. И хоть известие, что его пассии едва минуло двадцать пять, в глазах друга Алехина бы сильно возвысило, говорить о ней с Пегим ему не хотелось. Они долго с чувством ели. Даниил Николаевич промокнул салфеткой рот и попытался уйти от личной темы: – Как Толя поживает? – Пьет, скотина. – Жаль мужика, сопьется. Он, кажется, уже раза два в реанимациях побывал… – Не умеет остановиться. Как начал, так до упора. – А Германа давно видел? – У Старицкого с сыном проблема. Подался ребенок в бизнес и что-то не так сделал. Герману пришлось квартиру продать и все, что у них с Риммой скопилось, пустить на откуп. Чадо отправил к сестре в Америку, а сам пытается вылезти из дерьма. Пашет по двенадцать часов в сутки. Алехин искренне огорчился: – Жалко Германа. Он парень добрый. За что его Бог наказал… – Кто знает…. Ты ему позвони, он будет рад. Алехин кивнул, хотя знал, что телефона Германа в его книжке давно нет. Евгений Васильевич внезапно оживился: – Вообще, нам давно пора всем собраться. Так и подохнем поодиночке. – Неплохо было бы… – без особого энтузиазма откликнулся Алехин. Он представил себе баню, где соберется вся их бывшая ватага, с десяток ожиревших, полысевших старых мужиков, и ему стало скучно. – Вот только проект закончу… – Большой? – Особнячок в Барвихе одному конгрессмену рисую. Десять комнат с зимним садом. Желает к новому году въехать… – Поздравляю, Дан. – С чем? – не понял Алехин. – На Барвихе кому попадя дома не заказывают. Растешь…. – Возиться с богатенькими заказчиками нервы нужны железные. По сто раз все переделывать приходиться. Да хватит об этом. – Значит, опять с концами, господин архитектор… – Ну почему с концами, господин продюсер? Я бы на ребят посмотрел, – соврал Алехин и поспешил сменить тему: – А ты, Пегий, все по девочкам? – Бывает. – Шлюхи? Или шалашевки из твоего шоу-бизнеса? – На рабочем месте воздерживаюсь. В Москве сейчас полно телок со всего света. Теперь все просто. Я как-то раз к Толе приехал, выпил рюмку. Скучно, ля-ля не хочется. Мы и так все друг о друге знаем. Взял газету, нашел телефончики с предложением. Веришь, подрулили две черненькие. Обе хорошенькие, молоденькие, попки крепкие, сисечки торчат, как статуэточки. Толя не стал. Сказал, пахнут не так. Они, конечно, пахнут по-своему. Они же черные, зато экзотика. – Не боишься? – Предохраняться надо. – Резинки рвутся… – Не жмотничай, покупай дорогие, не будут рваться. На здоровье экономить нельзя… А вот и долма. Азербайджанские голубцы в виноградных листьях выглядели аппетитно. Друзья заметно оживились и, пока не покончили с блюдом, беседы не возобновляли. – Давай, Дан, еще по порции. Тут прилично готовят… Алехин отказался. Больная печень реагировала не только на алкоголь: – Я не могу себе позволить обедать дважды… – Наверное, ты прав, – не без грусти согласился Беленко. И, заказав чайник зеленого чая, достал пачку «Кэмела». – А помнишь, как мы в Сочи закатились? Даниил Николаевич извлек свои сигареты, «Кэмел» был для него крепковат. Беленко щелкнул золотой зажигалкой. Пегий любил дорогие вещи. Ему нравились шикарные большие авто, туфли он покупал в модных магазинах. Алехин обычно посмеивался над мальчишеством пожилого пижона, но сейчас промолчал. Мужчины затянулись. Алехин историю с неожиданной поездкой в Сочи помнил: – Дураки были. – Конечно, дураки. Но согласись, не мелко?! Собрались на часок позавтракать перед рабочим днем. Выпили по рюмочке и решили пообедать в Сочах. Из кабака в аэропорт – и через два часа на море. Теперь-то слабо, Данька? – Пожалуй, – согласился Алехин. – Как ты думаешь, архитектор, денег жалко или лень? – Возраст, Пегий. И денег жалко, и лень, и времени нету. Все вместе… А главное – зачем? Официант сменил пепельницы, наполнил пиалы зеленым чаем и тактично удалился. – Ты, Данька, как расслабляешься? Какая-нибудь краля стимулирует? – Скорее, работа. – Не стоит, что ли? – Ты про поручика Ржевского? – При чем тут поручик? |