Онлайн книга «Близнецы. Кто стрелял в урода?»
|
– Судя по тебе, не очень. Но если честно, я влюбилась в тебя вовсе не от твоей неотразимой внешности. – За неотразимую внешность спасибо. Так чем же я тебя приманил? – Помнишь, когда у сестры на свадьбе ты меня танцевать пригласил. Ты меня взял, и я в твоих руках почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, и так мне от этого стало удивительно хорошо, что я больше ни о ком думать не могла. Словами этого не объяснишь… – Да, женщины народ загадочный. – Это для тебя загадочный? – Ехидно поинтересовалась Надя. – Для меня в том числе. И не надо иронии. Я уже много лет ни на кого не смотрю и чист, как ангел. – Искренне возразил супруг. – Насчет «не смотрю» не будем. Ты здесь всех девчонок давно разглядел, да и они тебя тоже. Я с тебя глаз не спускаю, а то бы ты показал ангела… – Засмеялась Надя, но ее темные глаза смотрели на мужа серьезно… * * * Беньковский сидел в кабинете, положив ногу на ногу, и Волков не мог заставить себя отвести взгляд от его башмаков. Правый был на несколько номеров меньше левого. – Итак, вы подъехали с вашей приятельницей к ее дому. Почему не поднялись вместе с ней в квартиру? – Майор, справившись с притяжением башмака, продолжил допрос свидетеля. Беньковский скривил выпяченную нижнюю губу в гаденькой улыбке: – Если вы спите с замужней женщиной, вовсе не обязательно сдавать ее мужу с рук на руки. Вам так не кажется, молодой человек? – У меня нет подобного опыта. – Наивно признался Тимофей и, спохватившись, зло выпалил: – Вопросы здесь задаю я. – Я и ответил… – Тогда почему не уехали сразу, а остались в машине у подъезда? – Лиля просила подождать ее десять минут. – Чем она мотивировала свою просьбу? – Плохим предчувствием. Сказала, что у нее нехорошо на сердце. – Она отсутствовала ровно десять минут? – Да, ровно десять минут. – Откуда такая точность? – Я смотрел на часы. В десять тридцать она вышла. – Вы все десять минут не покидали машины? Подождите. – В магнитофоне закончилась пленка, и Волков сменил кассету: – Можете отвечать. – Нет, в машине я сидел меньше. Несколько минут ушло на разговор с вашим сотрудником. Вы сами об этом должны знать. – Беньковский вяло ухмыльнулся, и один его глаз уставился на Волкова. Тимофей заставил себя выдержать паузу, не отводя взгляда: – О ком вы говорите? Наши сотрудники приехали после вашего звонка. Это ведь вы вызвали милицию? – Да. Я сделал это по просьбе Лили. Моя приятельница была слишком взволнована, чтобы членораздельно сообщить о случившемся. – А у вас нервы крепкие? – Не жалуюсь. – Вы поднялись и что увидели? – Мертвого Хромова с простреленной головой. – В какой позе он находился? – В той, в которой его застала милиция. – Кровь из виска капала? – Этого я сказать не могу. На труп я старался смотреть поменьше. – У вас же крепкие нервы? – Нервы здесь ни при чем. Мне физически неприятен вид крови. Думаю, я тут не одинок… – Вернемся к вашей встрече у подъезда. Расскажите подробнее о так называемом сотруднике. – Что вы хотите услышать? – Все, что вы знаете. – За неделю до инцидента я заметил слежку. – Инцидентом вы называете гибель Хромова? – Уточнил Тимофей. – Именно так. – Продолжайте. – Кто-то на стареньких «Жигулях» с номером А 697 СТП сопровождал меня во всех моих передвижения по городу. В тот вечер, воспользовавшись тем, что пришлось ждать Лилю, я подошел к парню, и сообщил ему свои маршруты на следующий день. – Зачем вы это сделали? – Удивился Волков. – Господин следователь, я ценю свое время и ценю время других. Если ему приказано за мной шпионить, пусть имеет мое расписание… – Вы странный человек, Беньковский. Шпионить, как вы выразились, за вами мы никого не посылали. – Не уверен. Люди ФСБ делали бы это не столь примитивно, да и «Жигулей» такой степени изношенности им не найти… – Хорошо, что вы запомнили номер, мы проверим и найдем владельца машины. – Зачем искать. Я выяснил. Это Глеб Фролович Михеев. Проживает на Чертановской улице. Вот его адрес. Беньковский извлек из кармана бумажный квадратик, оторвал желтый листок и прилепил его на стол перед носом Волкова. – Как вам это удалось? – Изумился Тимофей. – Люди, которые мной интересуются, интересны и мне. А о способах добычи информации я сообщать воздержусь. Это мое личное дело. – Если не секрет, чем вы занимаетесь? – Я работаю с архивами. Подробный рассказ о моей деятельности вас утомит, да и отношение к данному делу не имеет… – Поживем – увидим… Расскажите, что произошло после беседы с Глебом Михеевым? – Я вернулся в машину, через несколько минут, поглядев на часы, собрался уезжать. В десять тридцать выбежала Лиля и закричала, что муж застрелился. Мы вместе поднялись в квартиру, и я позвонил в милицию. – Вы сразу поднялись? – Нет, как я уже говорил, женщина находилась в некотором стрессе и немного побыла в машине. Не больше трех-четырех минут. – Вам нечего добавить? – Механически спросил Волков и, не дожидаясь ответа, выключил магнитофон: – Спасибо, Андрон Михайлович. Возможно, мне придется еще раз вас побеспокоить. – А чем я вас могу интересовать, господин следователь? Все что я знал, теперь знаете и вы. – Вы же не скрываете, что являлись любовником жены Хромова, а это мотив для убийства. Вот почему наши встречи могут продолжиться. – Спокойно возразил майор. – Приятно слышать. Но учтите, я закоренелый холостяк. Встречаться с замужней дамой или вдовой, как говорят в Одессе, две большие разницы. Кроме осложнений, поступок Хромова мне ничего не сулит. Лиля теперь схватит меня мертвой хваткой. – Ваша личная жизнь мне глубоко безразлична. Дайте ваш пропуск. Проводив взглядом приволакивающего ногу свидетеля и дождавшись, когда за ним закроется дверь, Волков с облегчением вздохнул. От общества гражданина Беньковского он устал. Свидетель оставлял шлейф сложных чувств. Майор пытался в них разобраться. У Тимофея существовал в знакомых мужчина с отталкивающей внешностью. Но это был очень милый человек. Узнав его поближе, окружающие про внешность забывали. Здесь случай другой. Общение с Андроном Михайловичем угнетало с каждой минутой все больше. Беньковского не назовешь калекой. Он не красив, даже, можно сказать, уродлив. Но не калека. Калеки у Волкова вызывали сострадание, а Беньковский – отвращение. Однако отрицать, что кабинет посетил умный и не ординарный субъект, Тимофей Волков не мог. |